Иного не желаю. Часть третья (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна
А ещё иногда выбиралась в Монако – как правило, на праздники полнолуний.
Когда после моего первого оборота внутри меня появилась нужда иногда перевоплощаться в волчицу, Этьен сам предложил мне выбрать какую – нибудь другую часть его стаи для того, чтобы отмечать праздник Луны. Я не могла себе даже представить, чтобы вернуть на полнолуние в его замок, да он и не настаивал.
Этьен сам предложил связаться с Баевыми, поместье которых находилось неподалеку. Но, несмотря на всю ту помощь, которую мне когда-то оказывали Кирилл Владимирович и Настя, теперь, после того, как я заглянула в мысли Этьена, я испытывала огромную неловкость за свои действия в прошлом. Беременные, бывает, иногда ведут себя странно… только этим сейчас я и оправдывала своё желание провести экстренное кесарево.
Какое же счастье, что Этьен этому помешал.
Признаюсь, в настоящем, я стыдилась многого из того, что сотворила за время своей беременности… И тот мой финт с Гильермо. Будто я не догадывалась, что ему это может очень дорого обойтись.
Последнее меня особенно сильно угнетало. Я вела себя как идиотка – а за мою дурную ошибку расплатился другой человек.
— Бета, наверное, каждый день благословляет тот момент, когда ты решила провести над ним свои опыты, — хмуро заметил Валуа – видимо, подслушавший мои мысли. – Благодаря тебе он нашёл свою истинную.
— Что? – у меня чуть чашка из рук не выпала. Какое счастье!
—Это твоя дальняя кузина, — протянул Этьен, подмигнув мне при этом. Он явно был доволен произведенной реакцией и моментально расслабился. – Надеюсь, ты не ревнуешь?
Ревную??? Да я была счастлива, что этот камень свалился у меня с души.
Впрочем, даже после этого, я ещё долго не контактировала ни с Баевыми, ни с Гильермо, который по иронии судьбы, встретил свою судьбу в родном городе моего отца – мою троюродную сестру.
Вместо этого, я по-прежнему предпочитала проводить полнолуния в Монако, с Француа и его частью стаи.
Мы быстро сблизились с невестой Француа, которой, кстати, оказалась приемная дочь Стивена Росси – она не была ни оборотнем, ни полукровкой, а просто человеком, который случайно попал в мир двуликих.
Меня подкупало то, что Жаклин смотрела на оборотней почти также как когда-то и я, впервые узнавшая правду про ещё одну расу на земле. Её страхи, сомнения, переживания каким-то невообразимым образом помогали также и мне принять своё новое положение, снижая градус нервного напряжения внутри меня самой. В конце концов, я даже полюбила бегать со стаей, наслаждаясь общим забегом по лунным лучам, точно зная, что моя дочь находится в безопасности в горах, рядом с многочисленной охраной, приставленной Этьеном.
И только спустя несколько месяцев моя почти идеальная жизнь начала разваливаться.
Это случилось весной, когда воздух уже был наполнен ароматами пробуждения природы, а по деревьям от корней к самым их верхушкам приливал питательный древесный сок.
Тогда я фактически начала лезть на стену – мечтая о ночи любви с одним конкретным мужчиной. Мне снились жаркие сны, которые доводили меня до отчаяния; меня беспокоил запах Этьена – даже тот, который оставался на коробке с часами, которые он прислал мне в подарок. Теперь я по нескольку раз в день бегала принимать ледяной душ. А однажды, когда Этьен приехал навестить Жанну, я не выдержала.
Мы тогда только-только уложили дочку спать. Она всегда хныкала перед сном, когда Этьен бывал у нас в гостях: Жанна всегда боялась не увидеть папу после пробуждения.
— Жанночка, папа никуда не уезжает, — протянула я доченьке. – Папа останется здесь…
Я посмотрела на Этьена.
— У тебя есть время?
Ответный взгляд зеленых глаз мог прожечь во мне дыру.
— Для вас – всегда.
Мы вдвоём тихо дождались пока дочь заснёт – и, прихватив радио няню, чинно отправились в столовую пить чай (Этьен вынужденно приобщился к чаю, хотя, как и все французы, недолюбливал этот напиток).
Я помню, как я взяла пирожное, слизнула крем… в голове тут же пронеслись тысячи картинок совсем другой направленности. Я подняла взгляд на Этьена — и испуганно замерла, осознав, что он тоже это «увидел».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})До сих пор не знаю, кто из нас в самом деле об этом подумал, только… это стало спусковым крючком для нас обоих.
Забыв про чай и кофе, про свежие пирожные и горничную за закрытыми дверьми, мы накинулись друг на друга прямо там, в столовой.
Скинув всю посуду на пол, Этьен положил меня на стол – и в нетерпении вклинившись между моих раскрытых бедер, осторожно вошёл внутрь моего тела.
Это было… прекрасно.
Жарко, громко, долго… немножечко грязно, потому что потом сволочь Валуа приказал принести к дверям столовой новых пирожных, крем с которых он слизывал не с теста, а с меня.
Да и я тоже оказалась хороша.
Рычала как волчица, но выгибалась как кошка, требуя своё по закону.
Да, это был мой мужчина! Плохой и хороший, добрый и злой … ужасный зверь и самый заботливый отец и муж – мой целиком.
Не помню, каким образом мы оказались в спальне… кажется, перед этим был ещё душ – жаркий, можно сказать, даже обжигающий, а потом…
… потом он навис надо мной и пристально глядя мне в глаза, произнес:
-Я люблю тебя, Тая. Слышишь? Люблю.
Люблю… неужели именно это слово я искала всё это время?
Этьен де Валуа, герцог Ангулемский
Говорят, люди всегда запоминают то, чего им не досталось.
Человек может попробовать сто разных блюд, но будет сокрушать по одному единственному, которое как раз на нём и закончилось; он может всю жизнь гоняться за деньгами и положением, отогнав от себя всех родных и близких; может идти к великой цели, по пути опошляя своими поступками эту самую цель.
Мы по-глупому тратим свою жизнь.
Глядя на спящую в моих объятиях Таис, я счастливо улыбнулся, понимая, что мне удалось ухватить то, что уже почти выскользнуло из моих рук. Моё счастье.
Счастье – вот оно, рядышком. Оно не в количестве наследников, не в силе, которую те наследуют, и даже не в количестве миллиардов на банковских счетах.
Счастье – это когда твоя женщина доверчиво прижимается к тебе во сне, сопит тебе в подмышку, забросив на тебя свою ногу… а совсем рядом, за стеной, почти синхронно с матерью, сопит твоя дочь.
Мы долго к этому шли. Оборотни – не только звери, но ещё и люди, а людям нужно время, чтобы узнать друг друга.
Как только я поделился своими воспоминаниями с Таис, она сделала тоже самое, показывая мне, почему она сбежала из Ангулема.
Я уже знал о её страхах; о том, что случилось с ней в детстве, и как это на неё повлияло. Но чувствовать её эмоции – это всё было совсем на другом уровне.
Большим и приятным сюрпризом стали для меня её воспоминания о том времени, которое мы провели у Бая. Удивительно, как глубоко она мне тогда доверилась – как сильно она хотела семейного счастья и любви.
Я, конечно, дурак, мог бы догадаться, почему Таис тогда сбежала…
Поцеловав ладонь спящей жены, я подумал о том, как мало было любви в жизни моей пары.
Родители, которые воевали друг с другом; родители её матери, которые всю жизнь напоминали Тае, что в ней течет кровь убийцы.
Моя девочка была беззащитна как новорожденный щенок, и ей требовалось столько же нежности.
Я поклялся, что отныне только так и будет.
Впрочем, Таис снова меня удивила: при моей поддержке, она очень скоро стала восхитительной герцогиней и замечательной Луной стаи.
Мы решили навсегда обосноваться в Пиренеях, переделав Ангулемский замок в частично музей, частично – в школу – пансионат для оборотней – подростков, оставшихся без попечения родителей.
Щенки всегда были благословением стаи и быстро разбирались родственниками, но теперь дети сами решали, где им жить и учиться.
—Когда ты совсем один в мире, тебе хочется чему-то принадлежать, — пояснила своё предложение Тая. – Пусть все эти века истории наполнят детские сердечки если не любовью, то хотя бы целью для существования.