Хозяйка замка Эдвенч - Полина Ром
В замке Эдвенч я тоже иногда ела в своей спальне. Но там это был некий знак отличия в сторону плюса. Здесь же, скорее, минус.
Еду мне принесли в комнату. Это, если я правильно поняла, показывает, что я, можно сказать, нахожусь между двумя мирами. Между обществом слуг и господ. И не принадлежу ни к одному из них. Не слишком приятное напоминание, но я решила не обращать внимания. Осталось всего два года, и я буду свободна.
«Мое имя Элиза де Бошон, его у меня никто не отнимет, А тот, кто не захочет меня принимать как равную, просто не станет моим знакомым. Кроме того, я урожденная баронесса. Правда, здесь, в Англитании, нет никаких документов, подтверждающих мой статус.
Может быть, имеет смысл съездить после во Франкию? Не самая разумная мысль: там у меня остался папаша, во власти которого я мгновенно окажусь. Нет уж, так я рисковать не готова. Обойдусь и статусом горожанки,» -- уже совсем сквозь сон я обдумывала свое будущее и все четче представляла сложности, связанные с этим.
На следующий день начали собираться гости, а мы с Дебби выбрали время и тихонько улизнули по делам. Благо, что кучер немного знал город, и нам не пришлось блуждать по узким улочкам окраины.
Сперва я нашла домик сестры Марты, передала подарки от нее и обозначила срок отъезда для Алетты.
Домик был невелик, но внутри чист. Сестра Марты выглядела рано постаревшей и изможденной. Сына и одной из дочерей дома не наблюдалось. Зато я посмотрела на самую младшую бойкую крепышку и ту саму Алетту, за которой, собственно, и приехала.
Сама девушка мне приглянулась. Не было в ней ничего от суровости тетки. Не было и тяжелой нижней челюсти или маленьких внимательных глаз. Худенькая и узкоплечая, довольно робкая, с длинноватым веснушчатым носом, но милой и ласковой улыбкой и приятным голосом.
Я даже забеспокоилась, выдержит ли она работу на кухне? Все же там довольно тяжело, а девушка не казалась сильной. Впрочем, я решила, что за поддержку Марты, которую она всегда незримо мне оказывала, я вполне могу и помочь. Не справится на кухне, можно будет попробовать из нее горничную сделать, а уж тетка проследит, чтобы и сыта была девочка, и не обижали ее.
Второе место, куда мы поехали, найти оказалось значительно сложнее. Находилось оно за крепостной стеной, окружавшей город, и кучеру пришлось стучаться в крошечные хижины и расспрашивать людей.
Наконец мы подъехали к маленькому беленому домику, подслеповато смотревшему на людей двумя сборными окошками. Изнутри они были завешены яркими голубыми шторками. Одно из них было побольше и казалось, что домик подмигивает гостям.
Из будки высунулась какая-то совсем уж несерьезная рыженькая собачонка с хитрой черной мордочкой и шумно разлаялась на недовольных фыркающих коней. Была она смешная, чуть косолапенькая, и гавкала, как мне показалось, от желания обратить на себя внимание, а вовсе не от злости.
Низкая дверь распахнулась, и выплыла очень крупная, дородная женщина с сильно загорелым лицом. Поверх холстинкового платья накинут нараспашку черный тулуп, видно длинный передник в застарелых пятнах. Голова плотно повязана сероватым платком так, что щеки как бы чуть вываливаются за края. Смотрит не слишком довольно вроде бы.
-- Надобно чего? Ежели травов каких – так говорите, вынесу, чево потребно. Цыть, ты, зараза! – рявкнула она на собачонку.
Я с недоумением посмотрела на женщину и вспомнила характеристику, которую дала травнице мадам Синт: «…Вот уж кто понимает в травах, да и сушить умеет. Живет, конечно, на самой окраине города, но продает честно и без брака. Да и чистюля какая!»
Ну, никак эта неряшливая селянка не вязалась у меня со словом «чистюля».
-- Я хотела бы, любезная, повидать тетку Мажину.
-- Болеют оне, – недружелюбно буркнула женщина. – Помирать собралась старуха, а новая травница как раз я и есть! Хейзел меня кличут, – представилась она.
Немного постояв и подумав, я все же решила: нужно посмотреть, что там и как. Ну, не зря же ехала так далеко? Скомандовала:
-- Проводите меня к тетушке Мажине, любезная.
Может быть, толстуха и собиралась возразить, но, бросив взгляд на стоящего у дверцы кареты кучера с кнутом, передумала и недовольно бросила:
-- Ну, ить проходите тогда… -- она отступила, пропуская меня внутрь.
Домик был не так уж и тесен внутри. Небольшая беленая печь потрескивала поленьями, а воздух был пропитан сладковатыми и пряными запахами различных трав. Десятки пучков висели вдоль стен, часть, стоящая на массивной низкой полке, была плотно упакована в большие глиняные горшки и закрыта крышками, только один, похоже, недавно открыли. Он благоухал чем-то острым и резким, да и сушеная трава была мне незнакома.
Толстуха, оценившая мой «господский» статус, аккуратно подпихивая меня под спину, двигала в закуток за печью. Там было совсем темно, и я не сразу разглядела, что на простой деревянной лежанке устроилась сухонькая женщина лет шестидесяти.
Не такая уж и старуха, но явно не слишком здоровая. Темное от жара лицо, по которому сбегают крупные капли пота. Сорочка влажная, и запах не слишком свежий.
Она зашлась кашлем так, что мне стало страшно: казалось, сейчас надорвется. Толстуха, подвинув мне табуретку, равнодушно смотрела, как заходится в кашле больная, недовольно бубня:
-- Вота, тетка Мажина… Пришли и требовают… А я сказала, что помираете, так не верять!
-- Попить дай.
-- Чаво?!
Я вдохнула-выдохнула и почти спокойно скомандовала:
-- Теплой воды дай тетке Мажине.
Недоуменно глядя на меня, толстуха пошла к печке, чем-то погремела и вернулась, держа в
