Бонус в наследство - Лена Тулинова
– Просто открывай и входи, – сказал Деми. – Если Андреа кого-то ждёт, она не запирает двери.
За скрипучей створкой обнаружилась светлая, просторная квартира. Вернее – огромная комната с тремя большими окнами, а рядом кухонька с балконом. Тут пахло свежим хлебом и куриным супом. Смуглая девочка лет четырнадцати выглянула из кухоньки, которая вся была как на ладони, всплеснула руками. Побежала в комнату, куда уже входили гости. Там, на кровати, сидела старая Андреа. Её выцветшие глаза уставились в противоположную стену, и Рена поневоле тоже посмотрела туда.
Вся стена была оклеена старыми плакатами с Викки и фотографиями уличных танцоров. Викки Делир выделялся среди всех полосатой рубашкой, широкой белозубой улыбкой, светлым взглядом. Рена ожидала, что он будет моложе. Но ни на одной фотографии Викки не выглядел младше пятидесяти. Кроме него, были и другие люди – смуглые и не очень, женщины и мужчины, мальчики и девочки. Много улыбок, много движения. Почти на каждой фотографии танцевали, особенно одна женщина, высокая, статная. Андреа? Рена перевела взгляд на старуху. Девочка взяла Рену за руку и подвела к кровати. Старческая ладонь легла девушке на бедро. Рука Андреа почти ничего не весила. Рена взяла её в свои руки, тихонько сжала в знак приветствия.
– Сядь рядом, детка, – сказала Андреа. – Ты видишь фотографии? Узнала кого?
Рена снова сжала руку старухи. Микки подвинул к девушке стул, чтобы та села напротив старухи.
– Пусть мой глупый внук поставит пластинку. Ту пластинку, где мы поём вдвоём с Викки. Знаешь, детка, какой он был? Весёлый, смуглый – как мы, только глаза шальные, светлые. Серые глаза, словно серебряные монетки. Всегда смеялся. И пел. Ах, миа, как пел!
Рене захотелось плакать. Особенно когда зазвучал голос Викки Делира. И второй, женский голос, вторил ему.
– Мы могли танцевать и петь с рассвета до заката, а потом до следующего рассвета, только на любовь и на сон прерывались. Потому и девочки у нас родились такие – смуглые, как ночь, с глазами светлыми, как звёзды. Парни так и вились около нашего дома, миа. Жаль только, Викки к тому времени уже нас покинул. Старый дурак! – со слезами на слепых глазах вскричала вдруг Андреа. - Не мог пожить еще хоть до девяноста! Куда спешил? Всегда жить торопился, вот и помер в каких-то семьдесят пять. До сих пор помню его слёзы – подвёл я тебя, говорит, миа, подвёл.
Рена посмотрела на Деми. Тот следил глазами за граммофонной иглой, словно ничего важнее на свете не было.
– А девочки выросли красавицы… и внук у меня однажды родился такой же ясноглазый, хотя и светлее, чем они. Видно, в папашу своего удался, – с осуждением сказала Андреа. - Пропащий был человек, воришка и пьяница. Всё только и говорил, что надо моей Луизе титул араны вернуть, от которого её отец отказался. Говорил-говорил, да и втемяшил это в непутёвую голову моего глупого, глупого внука.
Девочка принесла на подносе чашки с бульоном, крепко приправленным ароматными травами, и старуха ощупью приняла из рук Рены свою порцию. Свежие лепёшки хрустели на зубах корочкой, от горячего бульона с пряностями першило в горле, и девушке казалось, что время замерло в маленькой комнатке. И воздух, который она вдыхает, всё тот же, которым дышал единственный на свете человек, наплевавший на богатства и титулы ради музыки, песен и танцев в пёстрой компании нищих. Двадцать пять лет назад он умер в семидесятипятилетнем возрасте, оставив уже немолодую жену и двух взрослых дочерей. Рена почувствовала, что слёзы уже на подходе. Андреа передала ей опустевшую плошку и продолжила свой рассказ, комкая в пальцах кусочек хлебного мякиша. Говорила она то громко, то еле слышно, потому что не могла слышать собственный голос.
– Когда моему глупому внуку исполнилось пятнадцать лет, он сказал Луизе: давай восстановим аранство! Будем хорошо жить, и дом весь будет наш. Конечно, Луиза сказала – нет, нельзя. Но мой глупый внук был упрямый человек. Надо сказать – весь в дедушку пошёл, жаль только, что Викки его не знал. Может, воспитал бы как-то иначе, чем этот непутёвый. Впрочем, непутёвый отец давно уж покинул наши края и вообще наш город. Не сиделось ему на месте.
Деми внимательно изучал пластинку – как она кружится, чуть покачиваясь. Он уже переворачивал её, теперь держал наготове следующую.
– Я знаю, какая сейчас будет песня, – прервала сама себя Андреа. - Та, где парень приходит к своей женщине спустя несколько лет, и она гонит его от себя. А он извиняется, говорит, что не понимает, что такого – ведь он же пришёл. В этом вся суть. Мой глупый внук тоже не понимал, что такого в его желании. Он хотел титул арана. И он бы его получил, если б Луиза не заболела в тот день. Тогда господин канцлер согласился их принять… Да, принять их в своём дворце. Где был мой глупый внук, когда Луиза лежала в бреду? Он подговорил свою тётю Анасту пойти на приём вместо Луизы. Вот так-то. Всё вскрылось – что она не Луиза, хоть и дочь Викки, их обвинили в мошенничестве, запретили появляться в богатой части города… Что ж, Луиза не долго мучилась. Где был мой глупый внук, когда она умирала? Помогал Анасте выскочить замуж за сана! Зачем?
– За деньги, – пробормотал Деми. – У него были деньги на докторов. Разве я виноват, что в вашей дыре только один бесплатный врач, да и тот пьяница?!
– Я знаю, что он сейчас говорит тебе, миа. Что он хотел как лучше. Но моё сердце не выдержало, оно наполнилось чернотой и горечью. Я не хотела больше видеть ни Анасту, ни своего глупого внука. Я хотела забыть их лица и имена, я молилась Баиги, и вот что она сделала. С тех пор я начала слепнуть и глохнуть. Что ж, Баиги оказалась милостива ко мне… Больше мне не увидеть сияния глаз моего глупого внука. И я не знаю, похожи ли они ещё на глаза Викки. И когда я скажу ему, что прощаю его – то не услышу, что он скажет в ответ.
Рена уже вовсю плакала в кулачок. Микки стоял, сложив руки на груди, и глядел в окно.
