Король драконов и Принцесса-Апельсин - Ната Лакомка
– Полегче, я слышу, – сказал Рихард, сплёвывая кровью. – Ты мне губу разбил, змеюка. Сейчас опять будет несколько дней заживать.
– А ты мне глаз подбил, – заметил Тюнвиль. – Теперь принцесса Хильдерика и не посмотрит на меня.
– Она и раньше на тебя не смотрела, – безжалостно заявил Рихард.
Это подействовало, как терновый шип в одно место.
– Я не успокоюсь, – Тюнвиль зашипел, потому что змеиная натура снова проявила себя. – Я этого так не оставлю. Я этого принца…
Он осёкся, но Рихард ничего не сказал.
Некоторое время драконы молчали, сидя рядышком, как давно, в детстве, когда им случалось подраться в замке отца.
Солнце ласково грело их избитые лица, над морем кричали чайки, и пахло чем-то упоительным и сладким – будто розами, но нежнее.
Первым заговорил Тюнвиль:
– Может, мы и правда сошли с ума? Свихнулись оба?
– Может и так, – согласился Рихард, встал и протянул руку брату, чтобы помочь ему подняться. – Но в турнире я буду участвовать, и выиграю. И принцесса Аранчия достанется мне. Тогда всё закончится. А ты, если хочешь получить свою принцессочку, прекращай нападать на её мужа. Смени тактику, змея тупоголовая. Неужели мне ещё тебя учить?
– Тоже мне, наставник, – уныло вздохнул Тюнвиль.
– Ладно, не кисни, – брат похлопал его по спине, и сразу раздалось предостерегающее шипение – прилетело по больному месту. – И не шипи, – примирительно сказал Рихард. – Я то я тоже зашипеть могу. Так, что потом неделю не встанешь.
Глава 14. Турнир начинается
Помятые рёбра отдавались болью при каждом вздохе, и я старалась дышать пореже и коротко, Хильдика то ли поддерживала меня, то ли держалась за меня, чтобы не упасть в обморок, и обе мы не могли оторвать взгляда от эпической схватки драконов – то есть от драки, которую устроили король и его братик. Молотили они друг друга от души, и я невольно поёжилась, вспоминая, как кулак Тюнвиля летел мне в лицо. Таким кулаком вполне можно прошибить деревянную доску.
Тут король двинул герцогу в глаз, и я поцокала языком. Больно, наверное.
Тюнвиль не остался в долгу и раскровенил королю Рихарду губу, боднув его в головой в физиономию – и бородища с усами не спасли.
– Господи, они же убьют друг друга… – прошептала Хильдика в ужасе.
– Угу, дождёшься, – сказала я и добавила: – Уйдём, не будем мешать любящим братцам. Пусть поговорят.
– Поговорят? – Хильдика покачала головой, глядя на беснующихся драконов, но послушно засеменила во дворец, продолжая держать меня за руку. – Как ты? – спросила подруга, с состраданием заглядывая мне в лицо. – Зачем было с ним драться? Да что же тебя всё на драку тянет?
– Вообще-то, он первый начал, – напомнила я.
– А кое-кто подхватил, – она вздохнула и покачала головой точно так же, как когда глядела на драконов, мутузивших друг друга.
– Да всё хорошо, – успокоила я её. – Пара синяков на заднице – это не смертельно.
– Ваше высочество! – ахнула Хильдика и оглянулась по сторонам – не услышал ли кто.
Я почти не соврала. Что значит боль от раны тела по сравнению с болью, когда ранена душа? А герцогу Тюнвилю удалось ранить меня в самое сердце.
«Если бы ты умер, все были бы счастливы».
Так он сказал, этот проклятый дракон. И ведь был прав. Трижды прав. Сто раз прав.
Если бы умерла я, а не мой бедный брат, мне не нужно было притворяться мужчиной, не нужно было жить чужой жизнью, полной лжи и страха разоблачения. Хильдика бы влюбилась в настоящего рыцаря, а не в фальшивого, и была бы счастлива. Мать не умерла бы от горя, отец не сошёл бы с ума. Все были бы счастливы. Все.
Мне хотелось закричать, завыть от обиды и тоски. Хотелось уплыть на птичий остров, чтобы выплакаться там в одиночестве, но теперь море закрыто для меня. В море может подкараулить король Рихард. А кричать… Принцу не подобает кричать. У меня нет даже свободы в проявлении своих чувств. Как же это несправедливо.
– С тобой точно всё хорошо? Ты так странно выглядишь… – глаза Хильдики были двумя омутами беспокойства.
Красивые глаза. Почему бы мужчинам не сходить с ума из-за таких глаз? Почему бы дракону не спятить, когда такие глаза смотрят на него? А ведь я ничего не сказала Хильдике о Тюнвиле, когда вернулась вчера после вылазки на границу.
Тогда, добравшись до Солерно, я прокралась во дворец и тихо-тихо приоткрыла дверь в наши с Хильдикой покои, хотя смысла в такой тихушности уже не было. Я ожидала, что моя подруга сладко спит, потому что солнце едва-едва готовилось показать над морем золотой край, и дворец только начал просыпаться, но Хильдика сидела в кресле с вышиванием. Правда, иголка и нитки были позабыты, а сама вышивальщица задумчиво смотрела в окно, где небо над морем походило сейчас на перламутровую раковину, переливаясь нежными оттенками розового, сиреневого и жемчужно-серого.
Услышав, как скрипнула дверь, Хильдика встрепенулась и бросилась мне навстречу, уронив пяльцы.
– Как ты?! – зашептала она, оглядывая и ощупывая меня. – Не ранена?
– Всё в порядке, – заверила я её и тоже зачем-то выглянула в окно.
– Милосердие небес, – Хильдика прижала ладонь к сердцу и выдохнула. – Я сейчас позову служанку, попрошу ещё вина, и ты выйдешь, чтобы тебя увидели. Снимай камзол, – она начала развязывать на мне пояс, но я её остановила.
– Можешь не звать, – сказала я, отстраняясь, и сама развязывая пояс. – Нет необходимости. Ты не поверишь, мы даже кинжалов из ножен не достали. Каким-то образом там оказался король Рихард вместе с братцем, они повязали всех людишек Ламброзо ещё до нас и плескались себе в озере, в апельсиновой роще. Так что принца Альбиокко в любом случае не заподозрят. Нападение он благополучно прохлопал ушами.
– Какое счастье, – сказала Хильдика и забормотала благодарственную молитву.
Но мне было не до молитв. Я барабанила пальцами по подоконнику, смотрела на море, которое из нежно-сиреневого становилось голубым, и думала – надо ли рассказывать о том, что я услышала у озера. Не слишком ли испугает Хильдику такое внимание дракона? Или не испугает, а польстит… И неизвестно,
