Прикажите мне, принцесса (СИ) - Хаимович Ханна
Мурашки на коже быстро превратились в дрожь. София всем телом затряслась от холода. Что-то будто рвалось в замок. Пробивалось или протискивалось прямо сквозь крышу — в зал на верхнем этаже приземистого дворца. И оно было разумным. Оно было… да почти как та бездна, в которую София вглядывалась днем. Только бездна изучала ее, а эта сущность ничего не изучала. Она уже все знала.
Ее присутствие подавляло. Сущность рвалась в зал все неистовее, и София не выдерживала. Разум будто сминался, как старая бумага, под натиском чужой воли — а ведь эта воля даже не была направлена на нее! София сделала над собой усилие, чтобы повернуть голову и покоситься на Элейн. Сестра держалась за виски, бессильно привалившись к стене. На нее подействовало тоже…
А когда стало невыносимо, и София готова была умереть, просто чтобы не чувствовать больше этот чудовищный натиск, все вдруг закончилось.
И на мгновение что-то родное и знакомое словно коснулось души, успокаивая и прося прощения.
Стало легче… Так почему потолок вдруг быстро поплыл в сторону, а мир закрыла черная пелена?
София потеряла сознание и больше ничего не видела и не слышала.
***
Она просыпалась.
Приходила в себя после обморока — и в то же время просыпалась всем существом, сбрасывая с себя паутину наваждений, призраки кошмаров и обрывки миражей. Это получалось само собой. Софии больше не требовалось уходить в себя, прячась от враждебного мира. Мир просто перестал быть враждебным.
Теперь в нем снова было за кого держаться.
София просыпалась, и происходящее окончательно переставало казаться сном. Где-то над ней звучали голоса.
— …королевой? Нет, Эреол. Увольте. Я десять лет подчинялась чужой воле! Или, может, вы хотите сказать, что быть королевой — не значит подчиняться? Я хочу отдохнуть, я держусь только потому, что должна попросить прощения у дочери…
Это говорила мама. София распахнула глаза.
Щекой она чувствовала свернутую шершавую ткань. В кожу впивалась пуговица, но боли это не причиняло. Холод исчез, и София поняла, что полулежит у кого-то на руках. И здесь было так спокойно и уютно, что она могла бы провести всю жизнь в этих объятиях… если бы ее не ждала мама.
— Не мне в это вмешиваться, — произнес почти над самым ухом другой, не менее родной и любимый голос, — но мне кажется, она вас простит. Правда, ваше высочество?
Грейсон смотрел на нее и слегка улыбался. Тихая спокойная улыбка выглядела непривычно на его лице, на котором всегда отражались лишь порывы и страсти. Но в то же время ему удивительно шло. София сама невольно улыбнулась, глядя в его глаза, а потом резко вскочила — и бросилась маме на шею.
Где-то далеко-далеко Элейн переговаривалась с Эреолом. Кто-то смеялся. Звучали чужие голоса. Колдун оживил еще кого-то — то ли придворных, то ли военачальников. София лишь надеялась, что среди них не окажется Кервелина. Но даже Эреол был не настолько безумен.
София проснулась окончательно. Но даже если бы это был сон — она бы охотно провела в нем всю оставшуюся жизнь.
Конец
