Симона Вилар - Ведьма княгини
Асмунд мягко забрал свою руку у Ольги. Улыбнулся, как, бывает, улыбается не привыкший к открытым проявлениям чувств замкнутый человек.
— Все путем, Ольга. Мой Бог хоть и не одобряет пролития крови, но учит и почтению к правителям.
— Да ну? И что, все христиане так уже преданы правителям?
Тут ей было о чем задуматься. Единый Бог, приучающий к повиновению единому правителю… На Руси вон каждый небожитель на себя почести тянет и жертв требует, так же, как и удельные князья, каждый свою власть отстоять от иных готов. У них волхвы-служители каждого божества на других косятся, каждый своего хочет. И нет единой власти на Руси… Есть, конечно, особенно с тех пор, как еще Олег Вещий Перуна над прочими поставил, но все же в других племенах кто Рода больше чтит, кто Велеса, кто Сварога. А в христианских странах всегда стоит наверху единый глава, и ему подвластные христиане покорны лишь немногим менее, чем Всевышнему.
— Послушай-ка меня, Асмунд мой верный, — задумчиво произнесла Ольга, почти по-девичьи смущенно теребя кончик одной из длинных кос: — Пришли ко мне того молодого попа с Подола, грека Григория, какой этой весной прибыл из Царьграда. Поговорить с ним хочу.
Лицо Асмунда при этом осветилось такой радостью, что Ольга даже досаду ощутила: ну чего встрепенулся, как старый жеребец, когда из денника на луга погулять выпускают? Потому и сказала: не обольщайся, мол, поговорить хочу, это только любопытство потешить.
— И то уже хорошо, — продолжал улыбаться Асмунд. — Не важно, как человек приходит к Богу, главное, что приходит.
— Ну да, так я и пошла к твоему Богу, — хмыкнула Ольга. — Я еще от живой и мертвой воды отказываться не собираюсь.
Но Асмунд продолжал улыбаться какой-то светлой, почти блаженной улыбкой, так странно менявшей суровое лицо воина.
Глава 11
Древлянские отряды стекались к Искоростеню отовсюду: из глухих чащ из-под града Овруч, с полесских краев на реке Уборть, из дальней, укрытой за зачарованным Диким лесом крепости Гольско. Они собирались перед окружавшим Искоростень отведенным от реки Ужи рвом и смотрелись так странно и дико, что привыкшие к виду русских воинов жители даже побаивались этих невесть откуда прибывших соплеменников. Ибо тут и впрямь было чему подивиться. Многие из лесных древлян были одеты в грубо выделанные шкуры прямо на голое тело, головы у большинства тоже покрывало некое подобие накидок, волчьи, медвежьи, рысьи личины, с ниспадавшими на плечи меховыми полостями; у некоторых было некое подобие шлемов из кож, редко у кого с металлом, чаще на них торчали то кабаньи клыки, то косматые уши, то оленьи рога, были даже лосиные, будто носившему их рослому древлянину не составляло труда держать на себе такую махину, и он только посмеивался, когда вращал головой, а от него шарахались. У всех были копья, рогатины и пращи, да еще длинные луки, смолистые, обожженные на огне, да полные колчаны стрел.
— И ты выйдешь к ним? — спросил князя Мала Маланич, видя, как тот решительно накидывает малиновое княжеское корзно, как подпоясывается длинным мечом, принадлежавшим, как гласила молва, еще прежним древлянским князьям и передававшимся каждому новому князю — правителю края. Правда, этот длинный меч в потертых ножнах, с выполненной в форме головы тура рукоятью, подходил к облику низенького рыхлого Мала, как сапоги лосю. Но все же он имел на него право и сейчас собирался выйти с ним к этим решившим отстоять свободу племени людям.
Мал взглянул на своего волхва сурово, даже с достоинством.
— Это мои древляне. Они пришли сражаться за меня! Ведь донесли уже, что предательница Ольга немалую рать в Киеве собирает. Вот и у нас дружина будет, с которой и Руси придется считаться. И это не нелюди твои, кудесник, каких разогнала гроза Перуна. Это теплокровные, смелые древляне. Это хоробры, пришедшие на помощь к своему князю! И я выйду к ним, доволен ты или нет. Я стану во главе их рати!
Темные глаза Маланича строго смотрели на храбрившегося Мала.
— Думаешь, эти звероловы и рудокопы выстоят против умелых витязей с Руси?
Лицо Мала при этом вспыхнуло, он осклабился нехорошо, отчего его маленький курносый нос забавно вздернулся. Но в глазах горел гордый огонь.
— Да, они будут стоять за меня, а я за них! И не отговаривай, это недостойно тебя, кудесник Маланич. Глупо проигрывать битву, которая еще не начата. Если тебе еще присуща прежняя мудрость — ты это поймешь.
— Но у нас мало сил, — попытался все же удержать князя верховный волхв. — Собранная нами ранее обученная дружина мала, чтобы противостоять силам всей Руси. Обещавшие помощь волыняне ссылаются на то, что из-за дождей не могут прийти, а у этого сброда и оружия хорошего толком нет. Посмотри же на них! — почти закричал он, поднимаясь на заборолы Искоростеня вслед за Малом. — Взгляни, это просто люди из леса. Даже если ты раздашь им оружие, какое еще осталось в кладовых, его не хватит на всех!
— Наделю стольких, скольких смогу, — отозвался Мал, вырвав полу корзно из рук удерживавшего его Маланича, да так резко, что волхв чуть не упал. Это как-то подействовало на князя — привык ведь всю жизнь к словам волхвов прислушиваться, а тут… едва не дерзит. И он сказал уже более примирительно: — Как ты не поймешь, мудрый Маланич, что силы лесных духов почти исчезли после того, как Перун развеял колдовские тучи. Изменница Ольга жертву огромную ему принесла, и мы не можем рассчитывать, что Чернобог и Морена вновь окутают чарами те пути к Искоростеню, где пали молнии Громовержца.
И древлянский князь указал рукой на восток, где нависавший сверху полог темных туч словно обрывался, и там, в стороне Руси, светлело ясное небо, пронизанное потокам солнечного света. А всем известно — где ясен свет, нежить слаба и пуглива. Где прошелся небесный Перун, сильнее именно простые теплокровные, с их выкованным на огне оружием, а не подвластные темноте нелюди.
Маланич все это понимал, ему было горько от сознания, что его темные боги не так сильны, как покровитель русичей Перун, да и оттого, что сам он теряет власть. Мал уже не так прислушивается к каждому его слову, а встав во главе войска, он и впрямь может стать настоящим князем-правителем. Способен ли он победить Русь? В этом Маланич сомневался, однако понимал, что, проявив силу, Мал Древлянский вполне может как-то договориться с Ольгой, откупиться за убийство Игоря, ибо как бы ни лютовала эта киевская волчица, однако ей нужны не пустые земли, а подвластный край с людьми, которые будут платить ей дань. А что же тогда сделают с волхвами, какие всегда были силой этой земли? С подсказки которых и было решено убить князя-волка?
