Дарья Кузнецова - Симбиоз
— Стой! — испуганно воскликнула я, вцепляясь в него изо всех сил. — Не уходи, пожалуйста! То есть, я понимаю, что ты, наверное, нужен там, но я… мне…
— Где — там? — уточнил он.
— Ну, там же захват корабля, всё такое… — несколько растерялась я от такого вопроса.
— Корабль садится на планету, — успокоил меня Сургут. — Не волнуйся, их всех уже поймали.
— Но… как?! Ваши корабли же не могут подниматься настолько высоко…
— Не могут. Зато они способны создавать локальные проколы пространства и перемещать своих пассажиров на небольшие в космических масштабах расстояния с высокой точностью, — спокойно пояснил он. — Этого было достаточно.
— Спасибо, — глубоко вздохнув, проговорила я и опять уткнулась лбом в его грудь. — Я так надеялась, что ты придёшь, и так боялась, что не успеешь. Прости меня, пожалуйста!
— За что?
— За то, что злилась, что вела себя как ребёнок. Я…
— Аля, не надо, — мягко, но настойчиво оборвал он мои покаяния, на мгновение чуть крепче прижал, но тут же ослабил хватку, кажется, боясь причинить боль. — Сейчас ты наговоришь глупостей, а потом будешь жалеть. Тебе надо успокоиться и взять себя в руки, и если тебе по — прежнему будет, что мне сказать, я с радостью выслушаю.
Я в ответ шмыгнула носом, лишь теперь заметив, что успела разреветься. Справедливость слов мужчины вызывала сомнения, но сейчас не было ни сил, ни желания спорить. Главное, он стоял рядом, обнимал, гладил по голове и, кажется, его совсем не раздражали эти слёзы.
И только одна вещь не давала мне полностью расслабиться и ощутить себя почти счастливой.
— Сур, а тебе обязательно сейчас находиться в этой броне, да? — смущённо уточнила я. — Просто она твёрдая…
— Нет. Но я не думаю, что убрать её — хорошая идея, — возразил он. И почему‑то в голосе мужчины мне почудилась улыбка.
— Прости, я понимаю. Мало ли, вдруг понадобится…
— Не в этом дело, — уже со вполне явным смешком отмахнулся я. — Симбионту проще распространиться по коже, чем по поверхности одежды. Второе тоже возможно, но это отвлекает и не так удобно.
— Кхм. То есть, это сейчас твоя единственная одежда? — дошло до меня. Не знаю, как это выглядело со стороны, но по ощущениям — покраснели у меня даже уши. Не от самого факта «неодетости» мужчины (выглядело всё вполне прилично), а от подтекста моего предложения.
— Да.
— Извини, — вновь покаялась я. Желание отстраниться, продиктованное смущением и чувством неловкости, промелькнуло, но было проигнорировано: слишком хорошо, чтобы лишаться этого ощущения из‑за какого‑то пустяка.
В объятьях Сура было тепло. Причём не с физической точки зрения, а… с эмоциональной, что ли? Ему даже не обязательно было искать слова утешения, да и вообще говорить, чтобы я поверила, что страшное позади. Достаточно вот так стоять, медленно гладить меня по волосам и с каждым прикосновением заражать своим спокойствием, уверенностью, силой.
Я чувствовала в себе способность простоять так до очередного Большого Взрыва и даже дольше, вот только никто мне подобного не позволил.
— Прибыли, — тихо проговорил Сур, и через мгновение мы уже стояли на спине петы. Высоко над головой, затеняя звёзды, читался силуэт чего‑то огромного, медленно скользящего нам навстречу. Отблески близкого города не позволяли угадать очертания, лишь соскальзывали по гладкой шкуре то здесь то там при малейшем движении, подчёркивая внушительные габариты.
— Это корабль? — вполголоса поинтересовалась я. — Вот бы на него живьём при свете дня глянуть!
— Успеется, — отозвался мужчина. — Это не такое уж редкое зрелище.
— А куда мы сейчас?
— К твоим родным, они очень волнуются.
— Представляю, — судорожно вздохнула я в ответ.
Дальнейший путь мы тоже проделали в молчании. Хотелось задать добрую сотню вопросов: откуда узнали о моей пропаже, как вышли на след пиратов, кто они такие на самом деле, как связаны с событиями на Мирре. Но, с другой стороны, было боязно узнать правду. Не говоря уже о том, что лишний раз вспоминать об этих людях отчаянно не хотелось.
А Сур почему‑то не спешил выпускать меня из объятий. И думать об этом было одновременно страшновато и приятно.
Вскоре, впрочем, всё равно пришлось отстраниться, чтобы сойти с крыла петы и добраться до лифта. Тело сковывала слабость, наверное, вызванная последними впечатлениями и напастями. Мелькнула мысль, как здорово было бы, если бы мужчина донёс меня на руках, и я даже почти открыла рот, чтобы высказать это предложение вслух, но своевременно осеклась и устыдилась. Представляю, как бы он отреагировал!
Хотя… наверняка — спокойно. Он вообще на всё реагировал спокойно. И от этого я в его компании слишком часто ощущала себя круглой дурой и совсем уж неразумным ребёнком.
— Аля! — первой моё появление заметила тётя, и посторонние мысли тут же вылетели из головы, буквально выжатые вместе с последним воздухом крепкими объятьями.
Тётино стремление потискать меня неожиданно разделил Ванька. Братец, как подрос, начал активно уклоняться от объятий и недовольно морщить нос в ответ на попытки, так что мы обе оставили их уже лет пять назад, а здесь вдруг сам проявил инициативу. И выглядел при этом совсем не взрослым, а каким‑то потерянно — ошарашенным. Кажется, действительно не на шутку обеспокоился.
— Спасибо, Сур! — тем временем обратился к сопровождавшему меня мужчине дядя Боря, обеими руками крепко пожимая его ладонь. Пожалуй, волнение капитана выдавала только вот эта чрезмерная порывистость.
— Это мой долг, — спокойно ответил Сургут, и эти слова неожиданно больно и обидно кольнули.
Впрочем, почему — неожиданно? Давно пора было признать, что этот мужчина мне очень нравится. И было приятно думать, что он сломя голову бросился мне на помощь потому, что я — это я, а не потому, что я — это его работа.
— Интересно, и почему я ему совершенно не верю? — риторически вопросил рядом Василич, с явной насмешкой разглядывая аборигена. Только начавшаяся формироваться обида от этих слов пошатнулась, а когда Сур сделал вид, что ничего не услышал, да ещё поспешил сбежать, — рухнула вовсе.
— Думаю, пока не стоит оставлять Алёну в одиночестве, ей нужна поддержка. Доброй ночи. Прошу прощения, мне нужно кое‑что уладить, — он кивнул на прощание сразу всем и вышел.
— Ох, Алёнушка, ну и буча тут из‑за тебя поднялась! — протянул штурман, ознаменовав тем самым переход от малосодержательных восторгов к более — менее конструктивному разговору.
К этому моменту все расселись у стола, и тётя приступила к своему любимому занятию и даже почти Великой Миссии в этом мире — кормлению окружающих до той стадии, когда в них уже перестаёт влезать. Правда, на этот раз ей пришлось прибегнуть к помощи мужа.
