Кассандра Клэр - Город потерянных душ
Над столом повисла тишина. Глаза Магнуса помрачнели, и Саймон подумал, видел ли колдун когда-нибудь ангела. Ему захотелось спросить об этом, но его отвлек сигнал телефона.
— Секунду, — пробормотал он и вскочил на ноги.
Пришла эсэмэска от Майи:
«Хорошие новости! Люк очнулся и разговаривает. Кажется, он скоро поправится!»
Саймона накрыла волна облегчения. Наконец-то хорошие новости! Он потянулся к кольцу на руке.
«Клэри?»
Ничего.
Наверняка спит, успокоил он себя.
— От кого сообщение? — спросила Изабель.
— От Майи. Говорит, Люк очнулся и разговаривает. И он скоро поправится. — Все радостно загудели, но Саймон все еще смотрел на кольцо. — А что, это идея, — вдруг произнес он.
Изабель встала и подошла к нему. Ее лицо выражало тревогу. Саймон подумал, что ее можно понять — все его идеи в последнее время были в прямом смысле убийственными.
— Что за идея? — спросила девушка.
— Что нам нужно, чтобы призвать Разиэля? Как много места? — спросил Саймон.
Магнус замер над книгой.
— В милю шириной, по меньшей мере. Не помешает близость воды. Озеро Лин, например…
— Ферма Люка! — кивнул Саймон. — В часе или двух езды отсюда. Там сейчас никого нет, и я знаю, как туда добраться. И там есть озеро. Не такое большое, как Лин, но…
Магнус закрыл книгу, лежавшую перед ним:
— Неплохая идея, Шеймус.
— В часе или двух езды отсюда? — Изабель посмотрела на часы. — Мы будем там в…
— Нет-нет, — затряс головой Магнус и оттолкнул от себя книгу. — Твой безграничный энтузиазм, девочка, впечатляет, но сейчас я слишком устал, чтобы как следует произнести заклятие, а я не хочу рисковать. Думаю, все со мной согласятся.
— Так значит, когда? — спросил Алек.
— Нам надо хоть пару часов поспать, — ответил Магнус. — Предлагаю отправиться ранним вечером. Шерлок… то есть Саймон, позвони Джордану, спроси, не одолжит ли он нам свой грузовик. А сейчас… А сейчас я иду спать. Саймон, Изабель, устраи вайтесь в свободной комнате, если хотите.
— Лучше в разных комнатах, — пробормотал Алек.
Изабель вопрошающе взглянула на Саймона, но он уже полез в карман за телефоном.
— Иззи, — нежно сказал он. — Я вернусь в полдень, а сейчас у меня есть важное дело.
При свете дня Париж оказался городом с узкими кривыми улочками, выходившими на широкие авеню, застроенные золотистыми домами с крышами цвета сланца. Сверкающая река рассекала город надвое, словно шрам, полученный на дуэли. Себастьян, несмотря на обещание доказать Клэри, что у него есть план, шагал молча. Они вышли на улицу, где было полно художественных галерей и магазинов, торгующих старыми пыльными книгами, и чуть позже свернули на набережную Святого Августина.
С Сены дул пронизывающий ветер, и Клэри дрожала. Себастьян стянул с шеи шарф и протянул ей. Ворсистый твид все еще хранил его тепло.
— Не глупи, надень, — сказал он. — Ты замерзла.
Клэри обернула шарф вокруг шеи.
— Спасибо, — машинально поблагодарила она и поморщилась.
Ну вот… сказала «спасибо» Себастьяну. Она ждала, что сейчас ее поразит молния с небес. Но ничего не произошло.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Эй, с тобой все в порядке? У тебя такой вид, будто сейчас чихнешь.
— Все нормально.
От шарфа пахло цитрусовым одеколоном. Не то? Но она сама не знала, какого запаха ждала.
Себастьян замедлил шаг и теперь шел рядом с Клэри. Он объяснил, что районы Парижа пронумерованы, и сейчас они переходили из Шестого округа в Пятый, и что мост через реку вдали — это мост Сен-Мишель. На набережной было довольно много молодых людей, девушек возраста Клэри и чуть постарше, в обтягивающих джинсиках и на высоких каблуках. Некоторые из них с интересом посматривали на Себастьяна, но он этого, казалось, не замечал. Ее брат, она не могла отрицать родство, выглядел замечательно — льдисто-белые волосы, черные глаза. Когда она впервые увидела его, он показался ей симпатичным, притом что волосы Себастьяна были выкрашены в черный. Черный ему не шел, и сейчас он выглядел лучше. На фоне почти бесцветных волос кожа его казалась розоватой, и это приковывало взгляд к высоким скулам и изящ ному овалу лица. Ресницы у Себастьяна были невероятно длинными, чуть темнее волос, и загибались вверх, как у Джослин. Эй, так нечестно! Почему у нее не было загибающихся ресниц? А у него — ни единой веснушки?
— Так, — вдруг сказала она, оборвав его на полуслове, — кто мы?
— Ты о чем?
— Ты говорил, что мы последние из рода Моргенштернов. Моргенштерн — немецкая фамилия. Выходит, мы немцы? И почему, кроме нас, никого не осталось?
— Ты ничего не знаешь о роде отца? — с недоверием в голосе спросил Себастьян. Он остановился у парапета, тянувшегося вдоль Сены. — Разве мама тебе ничего не рассказывала?
— Нет. Она не любит говорить о Валентине.
— У Сумеречных охотников обычно составные фамилии, — сказал Себастьян и сел на парапет. Клэри, хотя и с неохотой, села рядом. По зеленовато-серой реке сновали туристические катера, из которых доносились голоса гидов. — Фэйрчайлд, Лайтвуд, Уайтло… «Моргенштерн» — это «утренняя звезда». Фамилия немецкая, но наша семья была из Швейцарии.
— Была?
— Вот именно. Валентин был единственным ребенком, — сказал Себастьян. — Его отца, нашего деда, убила нежить, а наш двоюродный дядя погиб в сражении. У него не было детей. Это… — он дотронулся до волос Клэри, — от Фэйрчайлдов. Английская кровь. А я больше похож на швейцарцев. На Валентина.
— А ты что-нибудь знаешь о наших бабушках и дедушках? — спросила Клэри, не в силах побороть любопытство.
Себастьян спрыгнул с парапета, подал ей руку, и она тоже спрыгнула, случайно коснувшись его груди.
Проходившая мимо девушка бросила на нее ревнивый взгляд. Клэри хотелось крикнуть девушке вслед, что Себастьян — ее брат… и что она его ненавидит. Но она промолчала.
— По материнской линии — нет. Откуда мне знать? — Он криво ухмыльнулся. — Пойдем, я покажу тебе свое любимое местечко.
Клэри нахмурилась:
— Ты что-то там про план говорил.
— Всему свое время. — Себастьян зашагал вперед, и она поспешила за ним.
Самое главное — узнать, что он задумал. Поэтому не стоит нарываться.
— Валентин был очень похож на своего отца, нашего деда, — продолжил Себастьян. — Он верил в силу. В то, что мы — избранные воины Света. Что боль делает тебя сильным. Утрата — могущественным. Когда он умер…
— Валентин изменился, — сказала Клэри. — Люк мне рассказывал.
— Он любил своего отца и одновременно ненавидел его. Ты можешь это понять, потому что знаешь Джейса. Валентин воспитал нас так, как его отец воспитывал его самого. Мы всегда возвращаемся к тому, что уже пережили.
