Искуситель - Джек Тодд
Ни слова о рогах, когтях или острых зубах. О магии.
С губ срывается шумный, тяжелый выдох.
– Верите вы мне или нет, но у меня даже телефона его нет, – наконец говорю я. – Мы никогда не беспокоились о таких мелочах.
– И связаться вы с ним, конечно, не можете, – с готовностью продолжает детектив, кивая.
Скрещивает руки на груди и всем своим видом показывает: мне эту партию не выиграть, как бы я ни старалась. Он решил все еще до начала допроса, ему нужно лишь подловить меня на лжи, на мелкой несостыковке. Или показать, что я что-то скрываю.
– Охотно верю. По вашим словам, вы дольше полугода прожили вместе, но не обменялись телефонами? Или адресами электронной почты? Да во времена социальных сетей ни один романчик, даже самый короткий, не обходится без обмена сообщениями. Ни разу, Хейли?
– У нас были куда более приземленные отношения, – я стараюсь успокоиться, но выходит у меня из рук вон плохо. Дыхание учащается, сердце бьется в груди, как колокол во время службы, а дрожь в руках все никак не унимается. – И много болтать нам было незачем.
– А встречи вы как назначали, Хейли? Выкрикивали имя парня в окно? Не хочу ни на кого давить, – Блумфилд нарочито вежливо кивает мистеру Дорри, – но эти показания яйца выеденного не стоят. И в суде вам не поверят. Либо вы что-то недоговариваете, Хейли, либо умышленно скрываете информацию, чтобы мы не добрались до Элла. Напоминаю, даже его имя не настоящее.
Знал бы детектив, насколько близок оказался к истине.
– Вы можете проверить историю звонков, если хотите, детектив. Я готова предоставить доступ к электронной почте или мессенджерам. Можете даже на мои социальные сети посмотреть, – улыбаюсь я, волнение все-таки отступает. Ну и что с того, что Блумфилд получил запись нашего с отцом разговора? Это все еще косвенная улика. – Проверьте хоть все переписки, ничего вы не найдете.
Сколько карт он прячет в рукаве? И прячет ли вообще? Я краем глаза поглядываю на мистера Дорри, но он молчит. Губы плотно сомкнуты, руки лежат на столе поверх тонкого ноутбука. Он все-таки его захлопнул. Неужели разочаровался? Или решил, что информации достаточно и так? Запомнил? Волнение никуда не делось, мне лишь показалось, что я взяла себя в руки.
Отец далеко не единственный, кто мог бы сболтнуть детективу лишнего.
– А как насчет записей с камер в вашем доме, Хейли? Или вот этих фотографий? – Блумфилд кивает на лежащие на столе снимки. – Ни одного совпадения в базе данных. Вы не только преступника покрываете, но еще и нелегала, скорее всего.
– Детектив, – вмешивается мистер Дорри. – Вы вызвали мисс Хейли на допрос, а он вовсе не обязывает вас играть в прокурора. Либо сообщите, какие улики против нее есть у полиции, либо давайте на этом закончим. Вопросы, судя по всему, вы уже задали.
– Торопитесь куда-то? – качает головой Блумфилд. Наклоняется ближе ко мне и смотрит в глаза – и под его взглядом я невольно съеживаюсь. В них, напоминающих два темных океана, – решимость, жестокость и желание уничтожить меня. Растоптать. – Поздновато торопиться-то. У меня есть право задержать мисс Хейли в участке: пока вы мило беседовали в фойе, мои ребята обнаружили и повязали ее драгоценного Элла. Как вам такой расклад, Хейли? Вы пытались покрывать его до последнего, а он так запросто попался.
Душа у меня уходит в пятки. Невозможно поймать Мертаэля, если он сам того не захочет, – ему ничего не стоит раствориться в воздухе и пропасть на несколько дней. Или расправиться с человеком, и я уверена, что пара полицейских не стала бы для него препятствием. Что могут сделать люди демонам из преисподней?
Наверное, он и вправду слабеет, и когда-то я сама высказала эту мысль.
Что, если он слаб настолько, что больше не может сопротивляться? Или растерял способности? Что делает с демонами привязанность? Или любовь? В голове крутятся десятки мыслей, но ни одна из них не кажется здравой.
Меня бросает от одного к другому: я не знаю, вскочить мне с места и закричать от страха или смиренно ждать своей участи. Мертаэль мог позволить себя поймать. Но ради чего? Господи, да он мог заявиться в участок лично и сделать это с таким апломбом, будто его пригласили на красную дорожку.
А вместо этого Блумфилд заявляет, будто они его повязали.
Повязали!
– А это моей клиентки уже не касается, – слышу я голос мистера Дорри. – На каком основании вы планируете ее задержать? Ни одного доказательства, детектив. Это чистой воды самодеятельность, какую несложно будет оспорить в суде. И вам очень повезет, если ваш начальник не попадет под раздачу после такого недоразумения. А вы, я думаю, знаете, чем обычно заканчивается давление на верхушку полицейского участка. Особенно в Нью-Йорке.
– Не забывайте, что права есть не только у вас. Мы имеем право задержать мисс Хейли до выяснения обстоятельств. И если ее дружок ничего не расскажет, то придется ее отпустить. Но это мы еще посмотрим.
И на лице детектива застывает такое самодовольное выражение, что хочется залепить ему смачную пощечину. До красноты, а может, до крови из носа. Но желания сегодня не совпадают с возможностями.
Я сижу на стуле, опустив взгляд, и нервно постукиваю пальцами по металлической столешнице. Не прислушиваюсь к перебранке Блумфилда с Дорри, не замечаю шумной возни за дверями допросной. Перед глазами вновь и вновь всплывает мрачный, усталый и обреченный взгляд Мертаэля в нашу последнюю ночь вместе.
Он что-то знал, а мне не хватило ума спросить, что именно. Сам на себя непохожий, в ту ночь он буквально стал другим существом – может быть, чем-то напоминал ангела, которого оставил в прошлом.
Но я не решилась переступить через гордость, через уверенность – мне казалось, будто я и так все понимаю. Казалось, будто вижу любовь на дне ярко-красных глаз, считываю ее в каждом мягком, на удивление аккуратном движении, замечаю в словах и поступках.
Теперь же я думаю, что грош цена моей уверенности. Всего лишь человек, я ничего не знаю о демонах и теперь, возможно, никогда и не узнаю.
Еще немного, и Мертаэль будет здесь – чего ему стоит с насмешкой заглянуть мне в глаза и сделать вид, что я и впрямь заказала ему Дерека, Джейн и даже собственную мать? Блумфилд поверит в любую сказку, лишь бы его догадки подтвердились, а я навсегда окажусь за решеткой. Одна, неспособная
