В твой гроб или в мой? (ЛП) - Хайд Жаклин
— У тебя нет возможности отследить ее? — спрашиваю я, прокручивая те несколько фотографий, которые сделал. Я должен был сделать сотни. Как только она снова окажется в моих объятиях, я сделаю тысячи.
Он раздраженно фыркает.
— Отсутствие интернета означает, что мы вернулись в каменный век, Влад. С таким же успехом ты мог бы полететь летучей мышью до самой Америки. Это займет у тебя всего несколько недель… если ты сможешь выдержать солнце.
Это слишком долго.
— Их вообще не должно было быть здесь, а ты позволил им вальсировать по замку и, черт возьми, забрать ее.
Мускул на его челюсти напрягается, а глаза загораются ярко-желтым.
— Я не позволял ни одному из них ничего делать. Я ни в чем из этого не виноват. Знаешь, не у тебя одного испорчена ночь. Когда я снова увижу Джекилла, я выбью из него все дерьмо за тот транквилизатор, которым он меня накачал, — рычит он.
Кстати о…
— Есть еще маленькое дельце с Хильдой, — говорю я, гадая, как он воспримет эту новость.
Он замирает, но не отрывает взгляда от экрана своего дурацкого компьютера.
— А что насчет нее?
— Она и Джекилл вышли через парадную дверь и ушли.
Наши глаза встречаются, и краска отходит от его лица.
— Так вот что это были за крики? О черт. Насколько все плохо?
Я складываю руки и смотрю на него через стол.
— Я не просто стоял и смотрел, а был немного занят, гоняясь за машиной Джекилла, чтобы спасти ее, только чтобы понять, что она хотела уехать с ним добровольно.
— Ты же не думаешь, что я мог приложил к этому руку? Я бы никогда не позволил ему забрать ее! — выражение его лица меняется с растерянного на испуганное.
— Ты знал, что на Хильде был свитер Обри? Что на ней была ее одежда?
Он поднимает голову, и наши взгляды встречаются снова, когда он встает на ноги. Он знал.
— Да. Я застал Хильду в нем на следующий день после приезда Обри, — его руки ныряют в карманы. — Я не хотел говорить тебе, потому что думал, что ничего страшного не случится, но я ничего не сказал и не собирался возвращать тот свитер. Не после того, как ты обошелся с Обри как с Красоткой82.
— Что я сделал?
— Я пытался тебе сказать. Хильда уже некоторое время была несчастлива.
Стукнув кулаком по столу, я удерживаю его взглядом.
— Ты сделал это за моей спиной.
Он поднимает руки вверх.
— Как я уже говорил, я пытался тебе сказать. Последний месяц она была беспокойной. Я думал, это из-за тебя.
Черт возьми.
Это не имеет значения. Хильда — взрослая женщина, и если она хочет побыть с Джекиллом, она может это сделать. Я должен добраться до Обри. С каждой проходящей минутой она все дальше от меня.
— Где находится Атланта? — спрашиваю я, вспоминая, что Обри упоминала город, из которого она родом.
Он хмурится.
— Это город в Соединенных Штатах, кажется, в Джорджии. А что?
— Эй? — кричит кто-то снизу.
Я качаю головой, тыча пальцем в сторону двери.
— Иди, разберись с этим.
Встав и отступив к двери, он останавливается, открыв ее в коридор, и выражение его лица становится серьезным.
— Честно говоря, я не знал, как тебе сказать. Не знал, как сказать, что няня-скелет носит одежду твоей новой девушки, — он выходит из комнаты, чтобы вернуться мгновение спустя, просунув голову в дверь. — Я сожалею об Обри. Как бы то ни было, я всего лишь пытался защитить тебя.
Ему повезло, что я уже знаю это. Именно по этой причине я не нападаю на него из-за его участия в очевидных интригах Фрэнка и Джекилла. Джекилл увидел возможность и воспользовался ею. Правда в том, что если бы Дойл не решил открыть замок, я бы никогда не встретил Обри.
— Дай мне несколько дней, и я найду тебе дорогу к ней, если ты уверен, что хочешь этого. Фрэнк не оставил бы нас надолго в полной изоляции. Думаю, он просто хочет оставить между вами дистанцию.
Никто из них не понимает. Им легче поверить, что я настолько ослабел за столетие, что сошел с ума. Я снова смотрю на улыбающееся лицо Обри, чертовски жалея, что оставил ее. Я бросаю бесполезный телефон на стол.
— Хорошо, — говорю я, желая, чтобы он ушел.
Где-то внизу хлопает дверь, и я жду, пока шаги Дойла не стихнут в коридоре, прежде чем подняться на ноги. Через несколько дней, говорит он. Сегодня вечером я сяду в самолет до Обри, и неважно, если для этого мне придется принуждать целый гребаный аэропорт.
Глава 37
ОБРИ
Неделю спустя
— Подвинься, — лучшая подруга ворчит, пытаясь освободить место, толкая меня бедрами и покачиваясь.
Я ворчу в ответ, когда ложусь на диван, сжимая пальцами белый плащ, выполняющий роль одеяла. Мы не собираемся говорить об этом или о том, что он каким-то образом до сих пор пахнет Владом, и мы определенно не будем говорить о том, что я тайно плакала время от времени с тех пор, как переступила порог бабушкиного дома.
Берни вздыхает, будто я испытываю ее терпение, что, в целом, хорошо. Миссия выполнена. Потому что после недели с этой занозой в заднице я начинаю чувствовать себя подавленной. Социальная активность достигает предела.
Но я все равно предпочла бы Берни-занозу-в-заднице, чем быть дома одной. Все в животе сворачивается от ужаса при мысли оказаться в одиночестве.
Ее рука тянется к миске с попкорном, и я наношу по ней удар, как кобра.
— Руки прочь, это мое.
— Она опять одичала, Эстель! — кричит Бернадетт, донося на меня. — Ты должна научиться делиться.
— Когда я это делаю, ты все съедаешь!
— Обри Линн, поделись своим попкорном или ты не получишь чизкейк после ужина, — кричит бабушка из кухни.
— Предатель, — шепчу я, когда Берни показывает мне язык, как ребенок.
Так было с тех пор, как нам исполнилось восемь лет. У нее даже есть спальня наверху, так что когда она решила остаться с нами неделю назад, вопросов не задавали. Мы не останавливались у моей бабушки с тех пор, как были подростками. Бабуля ведет себя так, будто мы на грани голодной смерти, и все, чего я хочу, это пойти посидеть в моем старом домике на дереве и выплакать все глаза. Вздох. Если бы только эта женщина была плохим поваром, было бы легче сказать «нет».
Я закатываю глаза, даже когда подруга притягивает меня для объятий.
— Люблю тебя, мисс Стервозность, — поддразнивает она.
— Я тоже тебя люблю.
И я правда люблю.
Я двигаюсь, и она ложится рядом, поднимая ноги и кладя их на старый деревянный кофейный столик.
В комнате есть полноразмерный диван и два кресла, но Бернадетт не прочь устроиться поудобнее. К несчастью для меня, ее способ утешить кого-то — это обнимашки. Иногда, видимо, насильно. Я почти уверена, что на данный момент она хочет залезть мне под кожу, и когда я сказала ей об этом, она просто рассмеялась. На минуточку, это моя лучшая подруга, люди. Позвольте сказать.
— Перестань тянуть на себя одеяло. Знаешь, я прекрасно лежала одна.
— Я выступаю в роли плеча, на котором можно поплакать, и ничего не могу поделать с тем, что у тебя, кажется, всегда есть еда, — фыркает она, когда наконец побеждает.
— Думаю, это справедливо, — я оставляю ей половину плаща, внутренне улыбаясь, когда она подвигается, чтобы хоть как-то прикоснуться ко мне.
— Вот, — предлагаю я, протягивая синюю миску с попкорном.
Когда я вышла из самолета в Уилере, крошечном городке недалеко от Атланты, посреди ночи на прошлой неделе, я заплатила за такси прямо до дома бабушки. Берни приехала за пятнадцать минут, и если бы кто-нибудь посчитал, то понял бы, что она буквально мчалась всю дорогу. Бабушка живет в часе езды от города и в тридцати минутах от наших с Берни пригородных квартир.
На следующий день мне доставили новый телефон. Как только я его включила, на нем появилось приветственное сообщение: «Приятной жизни, ягненочек». Это была угроза, и Фрэнк Штейн хотел доказать, что он точно знает, где я и моя семья.
