Гори, гори ясно! - Ольга Петрова
— Ну уж нет! — я вскочила на ноги и закричала на Шарика, — Уходи! Пошел вон!
Я топнула ногой. Песик испуганно отбежал на пару шагов. Я топнула еще раз, потом схватила табуретку, и грохнула ее что было силы об пол. Шарик отскочил, с ужасом и недоверием глядя на меня. Потом все же сделал несколько шагов ко мне, и тогда я пнула его. Пнула так, что он отлетел, и взвизгнул от боли и обиды. Потом бросил на меня тоскливый взгляд и шмыгнул в лаз. Я для надежности закрыла его табуреткой. Надеюсь, он сможет выбраться из дома.
А потом я упала на пол и зарыдала. Глупо, но плакала я не о том, что вот-вот погибну, а о том, что последнее, что запомнит обо мне мой пес, это как я его ударила.
Дыма становилось все больше, я начала кашлять. Нашла какую-то мокрую тряпку и прижала к лицу, пытаясь дышать сквозь нее. Минуты проходили мучительно. Лампочка моргнула и погасла. Становилось жарко. Обливаясь потом, я стучала ногой по двери что было сил, а потом свалилась на пол. Перед глазами все поплыло, и меня проглотила темнота.
20. КУЗНЕЦОМ НИКТО НЕ РОЖДАЕТСЯ
Темнота была полная и абсолютная, в ней не было ни звуков, ни запахов, ни ощущений, ни времени. Только стремительной спиралью уходило куда-то сознание, растворяя остатки моего существования. Скоро от сознания осталась одна искорка, готовая погаснуть в любой момент. И вдруг мое «я» обрушилось на меня вместе с потоком холодной воды. Мгновенно вернулись все чувства, я поняла, что лежу с закрытыми глазами на траве, что в спину впивается какая-то колючка, что руки и ноги ужасно ломит, глаза щиплет, а голова раскалывается. И еще меня только что облили ледяной водой, и кто-то нещадно трясет за плечи и просит срывающимся голосом:
— Катя, очнись! Пожалуйста, открой глаза! Катя, ты меня слышишь?
— Слышу, — проговорила я, с трудом ворочая непослушным сухим языком. — И перестаньте меня трясти — мне и так плохо.
Трясти перестали, а вместо этого обняли и прижали к груди. Мне стало очень любопытно, кто это, и я неимоверным усилием разлепила веки. Глаза уже не просто щипало, они горели, но я сумела разглядеть лицо Данилы в нескольких сантиметрах от моего и от неожиданности снова зажмурилась.
— Как ты меня… нас напугала, — произнес Данила. Его голос действительно дрожал, или мне показалось?
Вас напугала? Ты себе даже не представляешь, как я сама испугалась. Никогда в жизни так не пугалась, и, надеюсь, больше не придется. Кстати, нас, это кого? Я снова открыла глаза, высвободилась из рук кузнеца и огляделась, придерживаясь за его плечо: качало меня сильно даже сидя. Оказалось, рядом стояли перепуганные Костя и Макс. Костя был перемазан сажей. Макс, быть может, тоже, но на нем разве разглядишь? И тут я вспомнила кое-что очень важное и резко повернулась к Даниле. В глазах снова все поплыло.
— А где Шарик? Он был со мной, но я его прогнала! Ты его видел?
Данила растерянно оглянулся.
— Он бросился в дом, и залаял возле заклинившей двери. Я выломал дверь и вытащил тебя, а его больше не видел.
Кузнец посмотрел в сторону проклятого дома, я повернула голову и застыла от ужаса. В небо взвивался столб огня и дыма, в котором лишь угадывался силуэт строения.
— Он что, остался там? — слова болезненным комом застряли у меня в горле, а разум отказывался поверить в них. Данила сокрушенно молчал.
И тут Костя, уловив суть разговора, приблизился к нам, расстегнул рубашку, и оттуда высунулась родная рыжая мордочка, которая от души чихнула и тявкнула, заявляя о своем желании выбраться. Костя бережно вынул песика из-за пазухи и поставил на землю. Шарик стрелой кинулся ко мне, повизгивая и виляя хвостом с запредельной скоростью. Он весь превратился в сгусток рыжей радости, который вертелся, лизался, визжал и лаял одновременно. Я схватила его на руки, уткнулась в него лицом и разрыдалась от облегчения. Слезы градом лились из глаз, облегчая жжение и смывая сажу с лица, а я шептала песику:
— Прости меня, пожалуйста, прости, я не хотела обижать тебя.
— Он прибежал к нам и позвал за собой, представляешь, — начал рассказывать Костя. — Я думал, что так только в кино бывает. А он начал лаять и крутиться на месте, а потом побежал прочь, останавливался и снова лаял. Мы кинулись за ним, а ему как будто это и нужно было, так припустил, что не догнать было. Увидели, что из дома валит дым и поняли, что с тобой беда. Когда подбежали, Данила уже ломал дверь.
— Я как раз возвращался из города, и тоже заметил дым, — объяснил Данила извиняющимся тоном, словно хотел попросить прощения у Кости за то, что опередил их. — Рванул сюда, посмотреть, не нужна ли помощь и увидел, как в дверь проскочил Шарик и юркнул куда-то вниз. Понял, что он мог так рваться только к хозяйке и начал действовать.
Я слушала его невнимательно и пристально смотрела на Костю, который, склонившись надо мной, гладил Шарика.
— Значит, ты полез в огонь за модным аксессуаром? — недоверчиво спросила я его.
— Я же знаю, как он тебе дорог, — нехотя ответил он. — Да и как я мог бросить пса, который спас свою хозяйку?
— Спасибо, — от души сказала я. Потом вспомнила, что не удосужилась поблагодарить своего спасителя, но он уже удостоверился, что падать в обморок я больше не собираюсь, оставил нас и направился к подъехавшим пожарным. Со стороны деревни бежали встревоженные люди, быстро собиралась толпа.
— Катя, ты идти сможешь? — заботливо спросил Макс.
Я попыталась встать на ноги, и к моему удивлению, это вполне удалось, я только совсем слегка покачнулась и ухватилась за Костю, чтобы не упасть. Он поддержал меня,
