Рыцарь и его принцесса - Марина Дементьева
Когда ко мне вернулась способность дышать и видеть, перед глазами замелькали колени, разномастные конские бока, опускающееся и поднимающееся оружие. В какой-то миг в двух пядях от меня возникло опрокинутое лицо давешнего соратника, седые волосы на виске окрасились рдяным. Мгновение я смотрела в перевёрнутые глаза и крепко зажмурилась. А когда совладала с собой, Джед уже повернул коня, и я увидела чьи-то изгвазданные в земле штаны.
Вслед за тем я очутилась уже на земле. Схлестнувшийся сразу с несколькими Джед что-то кричал, раздавая удары направо и налево, а я не могла разобрать слов.
Я бестолково заметалась, не соображая, куда бежать. Бугристая земля взбрыкивала под ногами, или это ноги сами по себе разъезжались в стороны. Деревья-недорослики с выверченными подагрическими корнями в раскоряк сбегали с краёв природного котлована, неглубокого и неровного, словно глиняная миска. Схватка замирала в агонии, мёртвых было впятеро больше, чем живых.
Я кинулась наугад. Прямо на меня надвигалась оскаленная багровая рожа. Я глупо заслонилась рукой. Рожа дико вытаращилась и зарылась в скользкую прель. В пегий загривок вгрызся метательный топорик. До колен задрав юбки, я бросилась наутёк, зайцем петляя между трупов и хрипящих, бьющихся — лошадей, мужчин, со страху не отличая деревья от людей — шарахалась от всего. И по кругу повторяла прыгающими губами обрывок какой-то молитвы.
Что-то мазнуло по голой ноге. Я споткнулась, оборачиваясь. На буром земляном месиве ярко белело пятнышко. Я схватилась за пояс, хоть и так было ясно, что обронила волшебную веточку. Не думая о том, как безрассудно поступаю, задержалась, склонилась поднять…
— Ангэрэт!.. — страшно закричал Джерард.
Надо мною с низким свистом словно бы махнуло крыло. Полуоборотившись, я успела приметить завершение мечного замаха, смазанное, широкое… оттого что случилось неверным, не встретило на пути препятствия — моей плоти. Острие ткнулось в землю, врубилось в корень.
Пальцы сжались на веточке, спасшей мне жизнь. Если бы я не нагнулась за ней… Дурнота от задевшей краем смерти расслабила сухожилия и кости.
Едва не убивший меня уже рвал на себя рукоять для нового замаха. Я попятилась. Медленно, очень медленно, точно вязла в воздухе, как в трясине.
Джед, да угрюмый детина, не произнёсший за всё время пути ни слова — все, кто остался от моей охраны, и дрались теперь не на жизнь, а на смерть, волнами схватки прибитые друг к другу, спина к спине.
В сражении нельзя отвлекаться на других, нельзя печься ни о чьей жизни, помимо своей, — не то не сбережёшь ни единой. Эти простые истины ничего не стоило постичь, всегда знал их и Джерард, знал, но теперь забыл. На него наседали враги, а он смотрел на меня, слишком никчёмную, чтобы постоять за себя, и трусливую даже для того, чтобы спастись бегством. И пропустил удар.
Не знаю, чего стоило отвести взгляд и посмотреть в лицо своей судьбе. «Судьба», богохульствуя, дёргал оружие, корень цепко удерживал ранившую его сталь. Убийца не спешил: измученная девчонка с белым лицом, сидящая у его ног, едва ли походила на ту, что способна побороться за свою жизнь.
Я нащупала за отворотом чулка молча данный мне Джедом засапожный нож: иное оружие не годилось мне тем паче. С хладнокровием смертницы выждала момент и изо всех сил всадила нож в огромную ступню сверху вниз, пригвоздив к земле. И откатилась вбок, на мгновение опередив полный ярости и боли рёв.
Преодолев пару ярдов ползком в грязи, я наконец сумела подняться и отбежать. И решилась обернуться — вспять, как в пропасть.
Джерард будто только и ждал моего взгляда.
— Беги!.. — прорычал он, резко кивнув в сторону воды. Сквозь препону рощи паутинной сетью протянулась обволакивающая влага.
«Беги!» — повторили его глаза. Взгляд этот длился не более доли мгновения, но я различила его так ясно и приближённо, точно расстояние меж нами сложилось, как полотно, отсекая всех и вся, что нас разделяло, оставив лицом к лицу, вплоть, до опаловых искорок в глубине радужки.
Я кивнула, склоняя голову на плаху провидения. Развернулась и побежала, а вслед подхлёстывал голос из невозвратного прошлого, тихо и отчётливо веявший возле:
«Ты должна спастись, Ангэрэт. Ты должна мне это. Обещай, твоя смерть не станет последним, что я увижу.
Возвращаю её тебе, твой залог».
Он приблизился, и ладони, едва выпустившие оружие, обняли мои плечи, стальным холодным объятием, а груди моей стало горячо от его крови.
Он вернул мой последний поцелуй, и мы не таились от глаз тех, кому назначили умереть вместе с нами, свидетелям нашим и судьям, свадебному нашему пиру. Для них уж не были мы ни преступниками, ни неровней друг другу — лишь теми, чьи имена в списке смерти значились их именам соседними, а на пороге смерти не бывает любви преступной, но истинней нет той, что без промедленья переступает её порог…
Берега
1
Я бежала, оскальзываясь и оступаясь на корнях, костях лесных; подол захватало ладонями листвы. Я бежала туда, где свежей всего дышалось воздухом, обещающим жизнь, где святым поднебесным цветом сияла тропа реки — дорога к спасению, туда, где поводырями жизни встретят меня воины дяди.
Просветлело, и путём лесной аркады я вошла под свод небесный. Издревле проложенной границы осенние мутные воды несла река. Пологие берега разделяла полоса такой ширины, чтобы дюжина всадников вереницей сочли её от края до края. Узкие участки чистой земли, частые щётки лесов за ними не отражались в воде, сивой, как кобылья грива, точно предгрозовое небо втекло в землю узким рукавом. Со слов попутчиков я знала, что река здесь не разливалась выше, чем по конское плечо, но дождей давно не было, значит теперь воды по подгрудок, не больше. Течение ленивое, я сумею перейти брод, если не отклонюсь от вешек.
Я двинулась к реке. Тело болело, как от долгих побоев, от бессонницы, от скачки, бега. Резало разбитые ноги, ныли бёдра и державшие поводья руки, и спина разламывалась, как у старухи, и от макушки до пят не было ничего, что не напоминало бы о себе при всяком движении. Тело хотело одного — свалиться под куст, в тёплую груду листвы и спать, спать, хоть до первого снега… Разум желал того же, но большего: уснуть и не просыпаться вовсе.
Я стояла и, не видя, смотрела, как течёт мутный поток, течёт, не касаясь мысов сапог. В воде я не отражалась.
«Чтобы ты оказалась здесь,
