Tenten - Дженни (фанфик по Сумеркам)

Накрыв стол к завтраку, я направилась было на выход, но в дверях стоял Брэйди, опершись рукой о притолоку. Загораживал дорогу.

— Вчера ты вошла без стука.

Он говорил негромко, не обвиняя, но, почему-то, тут же захотелось оправдаться. Делать этого, конечно, не стоило, но не молчать же мне было.

— Вчера я не думала, что могу, бесцеремонно ворвавшись, застать тебя в постели с женщиной. Не хотелось мешать.

Надеясь, что мой голос звучит достаточно ровно, я попробовала пройти мимо Брэйди. Не вышло. Он даже не пошевелился, чтобы освободить дорогу, и сказал утвердительно:

— Ревнуешь.

— Вот ещё, — вспыхнула я от досады, что он вот так легко вычислил меня.

— Ревнуешь, — повторил Брэйди ещё более уверенно. И добавил. — Зря.

Уверенность его тона смутила меня на мгновение. Если бы я не видела своими глазами, как знаменитая красавица Кортни танцующей походкой скользит по этой комнате, по-хозяйски оглядывая территорию, то поверила бы в его слова безоглядно. Но я видела.

— Хочешь, расскажу, как всё было вчера? — предложил Брэйди.

Я отрицательно помотала головой. Не хватало мне ещё рассказов об их романтическом вечере.

— Не надо. Это ваше личное дело. Меня не касающееся.

Но Брэйди продолжал говорить всё тем же спокойным уверенным тоном, не обращая внимания на мои протесты:

— Мы действительно поужинали вместе. Поговорили. И я объяснил, что наш «роман», пикантные подробности которого обязательно «случайно просочится» в СМИ, никогда не станет настоящим. И объяснил почему.

Я замерла в ожидании продолжения. Догадывалась уже, что он скажет дальше, но всё равно сжалась от страха. Вдруг это будут не те слова. Или скажет он их не так, и я почувствую явную фальш.

— Сказал ей, что люблю тебя, Дженн. И этого уже ничто не изменит. Никогда. Для меня, по крайней мере.

Он не попытался приблизиться, дотронуться, обнять. Всего лишь слегка склонил голову набок, следя за выражением моего лица. Я не могла смотреть прямо на него и только боковым зрением отметила это движение. Брэйди говорил негромко, с мягкой утвердительной интонацией, словно о чем-то привычном, обыденном. И только на последних словах в неповторимо прекрасном глубоком грудном тембре его голоса отчетливо прорезалась слепая тоска. И от неё нестерпимо заныло сердце.

— Что же ты так долго не появлялся? — прошептала я. — Ведь, знал где искать.

— Знал. Только… — он слегка поморщился и на пару секунд устало прикрыл глаза. — Давай поговорим об этом вечером. Сейчас слишком мало времени. В двух словах не объяснить, а я хотел бы, чтоб ты поняла.

Я с лёгкостью согласилась:

— Хорошо. Давай поговорим вечером.

И хотя произнесла это довольно бодро, Брэйди всё же переспросил:

— Ты придёшь?

А куда мне было деваться? Контракт.

— Да. Как обычно.

Брэйди хмыкнул, дернув уголком рта, и уточнил:

— Но сейчас не останешься.

Я даже не удивилась тому, насколько хорошо он понимал меня. Оставалось только согласиться:

— Нет. Прости. Сейчас нет. Мне надо идти.

Пройти мимо него и не оглянуться было сложно. В тот момент напускное спокойствие Брэйди дало трещину, и я чувствовала спиной исходящие от него токи неуверенности и тоски. А ещё отчаянную, фанатичную веру в наше будущее. Откуда взялось во мне это понимание не знаю, но была почти уверена, что не ошибаюсь.

Я закрыла за собой дверь и подставила лицо тёплому весеннему ветру. В воздухе плыл сладкий аромат цветущего терескена, разбавляемый резкими бензиновыми нотами и тёплым пудреным запахом пыли. Пространство между трейлерами кипело движением. Один из помощников Таккера тащил куда-то связку блестящих металлических стержней. Рик, яростно матерясь, пытался завести фургон. Бекки быстрым шагом направлялась к трейлеру гримеров. В её руках была внушительная стопка чистых полотенец. У, сваленных в центре кемпинга, коробок с оборудованием разговаривали один из звукооператоров — маленький сухонький мужичонка лет этак за пятьдесят (Дональд, кажется), и помощник Рика — парень, безусловно способный и ответственный, но вспыльчивый и язвительный сверх меры. Их беседа с каждой минутой всё больше напоминала склоку двух торговок на рынке. Гул голосов сливался с шумом работающих механизмов. «Бродячий цирк» был готов начать съемочный день.

***

Как в этот день работала? А всё так же. Мир не перевернулся. Не разверзлись хляби небесные, и с неба не обрушились потоки воды, возвещая начало вселенского потопа. Землетрясение не уводило почву из-под ног. И не пришел пророк, чтобы объявить о явлении нового мессии. Всё было как всегда. Обычное сумасшествие рабочего дня съемочной группы.

Брэйди поверила сразу. Даже не то чтобы поверила, а просто я и раньше знала, что любит, только забылось это знание, потерялось за всеми перипетиями. А теперь вот он сказал вслух, и знание вновь ожило, встало на место. Непонятным показалось, как могла жить без Брэйди. И тут же подумалось, что это была не жизнь — видимость жизни, растянутая во времени агония. Потому что я тоже любила его. Всем сердцем. Получалось, что наше «долго и счастливо» вполне могло состояться.

Так я думала вначале. Но когда эйфория ослабла, перестала туманить сознание расплывчатыми картинами прекрасного будущего, перед глазами встала как наяву заснеженная поляна в лесу. В голове резко уменьшилось количество сверкающей каши из возвышенных мечтаний и любовного бреда.

К вечеру я и вовсе поостыла. Надо было быстренько собираться и бежать к Брэйди, а я всё ещё торчала посреди комнаты полуодетая, разглядывая себя в зеркало. Желание принарядиться таяло. Стоило ли пытаться наводить внешний лоск, если внутри останусь тем, кто есть на самом деле — калекой, уродом. Не только потому, что испачкано тело, а ещё и потому, что в душе после той истории словно выгорело что-то. Что-то по-детски наивное, светлое, жизнеутверждающее. Осталась горечь, застарелое чувство вины и усталость.

Брэйди пересилил себя, посчитал, что сближение возможно. Может быть, даже нашел в себе силы смириться с моей глупой упертостью и её последствиями. Но ему в любом случае не стоило обманываться на мой счет. (Я вздрогнула от омерзения, подкатившего к горлу, как тошнота. Вспомнилось как барахталась на снегу, раня голую кожу о твердый наст, и увидела на животе…это… Я даже рукой встряхнула, хотя ничего, конечно на ней не было. Просто ощущение прикосновения к теплой, вязкой слизи было почти настоящим. Гадким.) Одни последствия, увы, потянули за собой другие. Менее явные, но не менее неприятные. Выпадение из реальности, потеря памяти, почти сумасшествие. Хотя, почему почти?