Развод с генералом драконов - Елена Солт
А рисковать я не стану. Пойду до конца.
После того, как у Мелли появилась метка, у меня было время изучить природу истинной связи. Поначалу я искал как убрать метку, но попутно узнал много других занятых вещей о магии, доступной только истинным парам и не подвластной никому больше.
Думал ли, что эти знания мне пригодятся? А хрен его разберёт. Но зачем-то запомнил.
Связь истинной пары — мистическое единение и неразрывность душ, тел и самой сути. Дракон не может без своей истинной. Жизнь после утраты истинной сродни бесконечному блужданию во тьме, поэтому многие древние драконы выбирали такой перспективе смерть.
Они же и придумали ритуал «Сердце вечности». Необратимый, действенный и очень коварный. Потому что, произнося определённые слова, дракон заключает магический контракт, условий которого никто не знает. Ритуал позволяет спасти истинную на грани смерти и даже вернуть её душу из Бездны, но плата слишком высока.
Ничто не берётся из ниоткуда и не уходит в никуда. Даруемые истинной годы жизни забираются у дракона. И хорошо, если только они, намного чаще дракон жертвует силой, магией и даже зверем.
И всё-таки это ничтожная плата за жизнь своей пары. Поэтому я кладу правую руку себе на центр груди, а левую на грудь Мелли и произношу заученные слова:
Древние силы, что тайны жизни храните,
Моей любви есть цена.
Душу, силу, годы отдаю, берите,
Сердце Вечности, возьми мою плату сполна!
Ту ладонь, которой я касаюсь груди, нестерпимо жжёт. Что-то отделяется, отдирается с мясом от самой сути меня, бежит по венам магическими всполохами силы, покидая меня и перетекая в Мелли.
Защитный магический контур вокруг нас вздрагивает и идёт рябью.
За свою жизнь я испытывал разную боль, все её грани, но через такую не проходил ни разу. Меня словно разносит на энергетические крупицы, выворачивает наизнанку. Сознание то и дело обрывается, исчезает и возвращается вновь вспышками, чтобы быть затопленным новыми и новыми порциями боли.
Слышу нечеловеческий рёв и спустя время понимаю, что он — мой собственный. Я не знаю, сколько это длится. Бесконечные минуты этой дичайшей пытки растекаются на часы, а потом всё заканчивается, так же резко, как началось.
Осознаю себя нависающим над Мелли. Мои ладони упираются в землю по обе стороны от её плеч, с лица стекают градины пота, тело бьёт противная мелкая дрожь, будто при лихорадке.
Весь мир схлопывается до узкого пространства внутри магического контура, который каким-то чудом ещё держится, хотя сам я вот-вот свалюсь. Непривычное чувство.
Но это не важно. Важно то, что кожа Мелли белая и чистая, как и раньше, без чёрных ядовитых трещин, что её веки дрожат, а потом и вовсе распахиваются.
Смотрит на меня удивлённо-непонимающе, хлопает пушистыми чёрными ресницами, такими длинными. Протягивает руку и касается моей щеки кончиками пальцев:
— Рэйв? — шепчет испуганно-хрипло, всматриваясь в мои глаза.
— Я знаю. — Закрываю веки и трусь о её ладонь колючей щекой, будто это самая желанная награда для меня, впрочем, так оно и есть.
Я знаю, что она видит, что так её напугало. Сердце вечности вернуло Мелли к жизни, а взамен отняло у меня зверя. Поэтому Мелли не увидела вертикальных зрачков. Теперь я обычный человек.
— Прости. Просто я не умел, не знал, как с тобой по-другому. — Нахожу её прохладные ручки с почти прозрачной белой кожей и прижимаю их к губам. — Прости. Прости. Прости меня.
Сознание путается.
— Рэйв, всё в прошлом. Я давно простила! — раздаётся ответ, и только он приносит облегчение и робкое чувство наполненности взамен пустоты внутри в том её месте, где раньше ощущался зверь.
26. Рассвет
Мелинда, 8 месяцев спустя.
После многочасовых родов тело, наконец, окутано приятной негой расслабления. Чуть поодаль повитуха с помощницами собирают свои вещи. Удерживаю в руках сморщенный розовый комочек с плотно зажмуренными глазками и опухшим личиком, такой крохотный в целом ворохе белоснежных кружевных пелёнок.
— Ну, здравствуй, маленький! — касаюсь кончиком носа тёмного младенческого пушка на голове. — Ты мне дался непросто.
Мой взгляд туманится воспоминаниями.
Восемь месяцев назад Рэйв спас меня, но ритуал отнял его зверя и дар.
Представить не могу, как генерал Сторм смирился со своим новым статусом. Смирился ли?
Всемогущий дракон с огромнейшим магическим резервом, привыкший к почёту и власти, стал простым человеком — всё равно, что калекой. Потому что сила, мощь, власть над землёй и небом у драконов в крови, они впитаны с молоком матери и неотделимы.
Как бы то ни было, с тех пор Рэйвен ни разу не упрекнул меня ни словом, ни делом, не дал понять, что сожалеет о том своём выборе. Со временем я и сама поверила, что да, не сожалеет. Свыкнуться с мыслью, что я для него настолько важна, что ради меня он пожертвовал всем, получилось не сразу.
Наверное, другая на моём месте могла бы злорадствовать. Тот, кто когда-то хотел меня уничтожить, заточить в монастыре, отнять мой дар — лишился его сам. Причём не только дара. Самой своей сути, второй ипостаси, части себя.
Тихонько вздыхаю. Нет, я не желала бы такой судьбы ни ему, ни кому бы то ни было, но вышло как вышло. К счастью, очень скоро в бесконечной череде мрака забрезжил лучик света. Оказалось, я жду ребёнка. Того самого сына-дракона, о котором так долго грезил Рэйв.
Это была моя первая беременность в статусе законной жены, под крышей собственного дома, в достатке и под надёжной защитой Рэйвена, который с меня пылинки сдувал. И к этому тоже непросто было привыкнуть.
Постепенно я перестала повсюду искать подвох и позволила инстинкту гнездования завладеть мною целиком и полностью. Сменила обстановку главных женских покоев, чтобы ничто и нигде даже мельком не напоминало о прежней хозяйке. Вместе со слугами с наслаждением отмывала замок. К слову сказать, Уну мы так и не нашли, она будто сквозь землю провалилась, был человек — и нет человека.
Другие служанки шептались, что последней, с кем видели Уну, была вернувшаяся Джиральдина, но имя последней лишний раз старались вообще не упоминать.
Я сделала всё, чтобы призрак Джиральдины навсегда покинул этот дом.
Вот только из головы никак не шла её жуткая тайна.
Не знаю, зачем она мне всё рассказала? Хотела облегчить душу? Войти в доверие, притупить мою бдительность? Хотя я больше склоняюсь к тому, что уже в тот момент она просто-напросто знала, что эту тайну я унесу с собой в могилу. Потому и не опасалась.
По её
