Сны куклы - Елизавета Берестова
— Я понимала, что вы придёте, — повторила Эба, изящно опускаясь в кресло возле камина, — где-то в глубине души даже ждала этого. Хорошо, что вы успели.
— Успели что? — спросил коррехидор, присаживаясь на диван, а Рика продолжала стоять возле него, не вынимая из кармана руки с зажатым угольком.
— Успели пока я, — она запнулась, либо собираясь с мыслями, либо подбирая подходящие слова, — пока ещё можно поговорить со мной.
— Вы собирались покинуть Кленфилд?
— Я собираюсь исчезнуть, — совершенно спокойно сказала Эба.
— Вы одна дома? Где ваши товарищи? — Вил незаметно огляделся.
— Риччи в спальне. Вы должны посмотреть на него.
Рика положила свободную руку на плечо коррехидора и прошептала слово: «Западня».
— Нет, уважаемая госпожа чародейка, — на неё взглянули большие глаза такой чистой и нежной голубизны, какая бывает только у весеннего неба, — это не засада и не ловушка. Просто мой дорогой брат Риччи находится в спальне. Пойдёмте, я покажу чем он стал.
Эба встала. Она попыталась скрыть усилие, которое ей для этого потребовалось, но от чародейки не укрылись побелевшие костяшки пальцев, сжимавшей подлокотник руки.
— Прошу вас, вы просто обязаны это увидеть. И не бойтесь, я не причиню вам вреда, потому что не хочу делать этого, да и не могу уже.
В спальне на кровати с дорогим постельным бельём лежал манекен, обыкновенны деревянный манекен. У него не было лица, а пакля, изображавшая волосы, просто сползла с головы и упала на подушку неопрятной спутанной кучей. Одет манекен был в шёлковую мужскую пижаму с вышитыми журавлями и пребывал в обычной позе спящего человека.
— Это Риччи, — грустно произнесла Эба, — он был предпоследним. Осталась одна я.
— Не могли бы вы рассказать нам, что происходит? — попросил Вилохэд, чуть поддержав покачнувшуюся Эбу.
— Конец, — просто ответила она, — мы ведь — куклы, самые обыкновенные куклы. Изготовленные по прихоти нашего создателя и проживающие свою короткую жизнь для его блага. Теперь вот наша жизнь подошла к концу. Настало время умирать.
— И поэтому вы решили захватить с собой и других людей? — сурово спросила Рика, — вы убивали лишь потому, что вам самим не хотелось расставаться с жизнью?
— Технически — да, — Эба опустилась назад в своё кресло. Она по-прежнему прижимала к груди меховую овечку, — но всё сложнее. Будет лучше, если я расскажу вам сама. У меня очень мало времени. Может быть это дни, может часы, а, может, и того меньше. Я хочу, чтобы хоть кто-то узнал всю правду. Присядьте, мистрис Таками, у меня нет ни, сил ни возможностей навредить вам. Вы ведь подстраховываете господина коррехидора? Не так ли?
— Как вы узнали? — выгнул бровь Вил.
— С момента, как вы вошли в гостиную, госпожа чародейка держит левую руку в кармане. Это весьма нетипичная привычка для девушки, а значит, она готова применить заклинание. Зачем? Чтобы защитить от меня вас и себя тоже.
— А вы умны и наблюдательны, — похвалил коррехидор, — надеюсь, нам не придётся использовать против вас то, что Эрика держит в кармане.
— Не придётся, — слегка улыбнулась Эба, и эта бледная тень улыбки только подчеркнула необыкновенную красоту безмятежно спокойного лица, — ручаюсь, что не придётся, — она вздохнула и начала свой рассказ, — нас было пятеро. И ещё месяц назад никто из нас не подозревал, что мы куклы. Мы были труппой господина Рэйнольдса, труппой «Лунного цирка», весьма знаменитыми артистами, акробатами, певцами. Кто мы, откуда, как попали в труппу, и что с нами было раньше, никто не задумывался. Полагаю, каждый из нас имел разговор с господином Рэйнольдсом, и получил исчерпывающий ответ: огненная амнезия.
— Огненная амнезия? — переспросила Рика, — я никогда не слышала ни о чём подобном.
— Возможно, огненную амнезию выдумал Хито. Он сказал мне, что все мы в детстве жили в одном приюте, где по причине воровства руководства не был сделан надлежащий ремонт, и произошёл сильный пожар. Много воспитанников погибло, а выживших отдали на усыновление или распределили по другим детским домам. Мы попали в число тех, кого взял Рэйнольд, набиравший тогда новую труппу. От сильной психологической травмы при пережитом пожаре у меня и моих коллег случилась огненная амнезия. Он предупредил, чтобы я не поднимала этот вопрос с другими, дабы не травмировать их, успокаивал и говорил, что со временем амнезия непременно пройдёт, что мы обязательно вспомним своё прошлое. Я и вспомнила, — Эба горько усмехнулась, — точнее узнала. Всё началось со смерти О́ди. Она была самой тихой и незаметной среди нас: ниже ростом, неуверенная в себе, но отличалась исключительной ловкостью и гибкостью. Первоначально трюк внутри колеса смерти был для неё. И вот однажды вечером мы сидели и играли в карты, а Оди зашивала костюмы, она любила возиться с иголками и нитками, говорила, что, если что-либо испортилось, его нужно либо отремонтировать, либо уничтожить. Вот и ремонтировала своё платье с блёстками. Мы увлеклись, играли, пили вино. А знаете, я потом только осознала: мы ж никогда не хотели есть и не пьянели, сколько ни выпей. Почему не задумывались, ведь это же так странно? А ответ Хито, мол, специальные тренировки, о которых мы тоже начисто забыли, изменили наши тела, доведя до совершенства, по сути — пустая отговорка. И нам хватало этого шитого белыми нитками вранья, пока мы не увидели, что Оди превратилась в деревяшку. Знаете, это был шок. Ещё минуту назад она шутила по поводу увлечения азартными играми, и вдруг замолчала, а когда я оглянулась, на кровати был манекен с выпавшим из рук платьем. Я закричала, мы все были в смятении, даже приблизиться к ней боялись, думали, какое-то страшное колдовство. Пришёл Хито, увёл всех нас прочь, а потом спокойно с безупречной логикой, как он всегда умел, объяснил нам, что Оди никогда не была человеком.
— Вы ж не могли не замечать, — говорил он, прохаживаясь по комнате, — что Оди всегда отличалась от вас?
Он мог быть исключительно убедительным, когда хотел этого, или ему это было нужно. Хито говорил, будто купил Оди по случаю у одного знакомого чародея, экспериментировавшего в области создания гомункулов. Получалось, что наша напарница и есть один из неудавшихся образцов. Якобы маг собирался уничтожить девушку, не соответствовавшую его задачам и требованиям, а наш хозяин благородно выкупил её, но вот теперь магия иссякла, и Оди возвратилась в своё первоначальное состояние.
Эба вздохнула, помолчала, механически поглаживая свою овечку, словно это был кот, потом продолжала.
— Хотя Хито утверждал, что мы — совсем иные, у меня начали зарождаться
