Серебряный туман (ЛП) - Вильденштейн Оливия

Воздух стал плотнее, пахло кожей и паром.

— Что происходит?

Его рука крепче обхватила меня, больше не узкая и костлявая. Рука была сильной и раздавила меня. Прижала меня к груди, которая была твёрдой и холодной.

— С тобой был мой первый поцелуй, — сказал Блейк. — Пусть будет и последний, Кэт.

— Твой последний?

Воздух сгущался до тех пор, пока не кончился кислород, остался только затхлый, едкий запах автомобильных выхлопов.

— Мы должны выбираться отсюда, — я закашлялась, схватившись за горло. — Блейк…

Чей-то рот опустился на мой, притянул мои губы к себе, как присоска. Я упёрлась рукой в грудь, покачала головой из стороны в сторону, но губы не отпускали мои. Я царапалась, визжала, но звук только скользнул из моего горла к Блейку, не вырвавшись наружу. Я схватила его за щеки, толкнула, надавила, ущипнула. Ничего. Я вцепилась ему в уши и дёрнула.

Уши.

У Блейка было только одно. Второе он потерял во время войны.

Но я держала два уха.

Два.

Рот освободил мой, и я хватала ртом воздух.

Воздух, который не был загрязнен парами.

Тьма отступила, стала пурпурной и золотой.

Блейк исчез.

Лица столпились вокруг меня. Глаза. Сотни из них наблюдали за мной. Я повернулась, голова раскалывалась, сердце бешено колотилось.

— Сколько? — прохрипела я — Ещё?

Вокруг меня раздался коллективный вздох.

— Она только что с нами разговаривала?

— Должно быть, она всё ещё в трансе.

— Нет.

— Да.

— Невозможно.

Я подошла к решётке, обхватила её пальцами и уставилась на ребёнка с длинным узким лицом и такими красными губами, что они казались потрескавшимися. Я вспомнила, как мой отец говорил мне, что при нападении кричать толпе о помощи бесполезно. Ты должна была выделить одного человека и назначить его, чтобы он спас тебя. Волнуй их, и они забеспокоятся, сказал он.

Я указала на мальчика в тунике, такой же яркой, как его губы.

— Ты в красном, сколько ещё?

Его глаза, которые уже съели большую часть его лица, расширились.

Клетка затряслась. Я отлетела назад к решетке. Моя голова ударилась о металл. Звёзды взорвались на краю моего поля зрения. Вцепившись в прутья решетки, чтобы удержать своё тело в вертикальном положении, я вытянула шею вверх.

Тёмные кудри упали на гладкий лоб, зелёные глаза впились в моё лицо, длинные пальцы обхватили решетку.

— Круз…

Неужели он пришёл, чтобы освободить меня? Неужели моё время закончилось?

Его губы шевельнулись, и я напряглась, чтобы расслышать его слова, но если они и были, то затерялись в потоке воздуха, который со свистом пронёсся сквозь прутья клетки, распустив мой конский хвост.

Он сильно дёрнул, затем отпустил клетку, отправив её вверх. Я обхватила ногами прутья решётки и стиснула зубы, когда мой желудок подскочил к горлу. Вздохи, крики, вопли эхом отдавались вокруг меня. Огненные точки проносились вокруг Круза, как падающие звёзды.

Другое тело метнулось к нему, схватило его, ударило кулаком. Как в флипбуке, действие разворачивалось всплесками движения.

Случайные слова кололи мой гудящий разум: купол, дефектный, Благой, кровь, туман.

Я закрыла глаза, пока клетка не выровнялась и не успокоилась, пока мои распущенные чёрные пряди не перестали хлестать меня по щекам и лбу. Было ли затишье началом нового кошмара? Пульс бешено колотился, я приоткрыла веки, и в моём закрытом волосами поле зрения расцвело красное пятно.

Я всё ещё была в Неверре. Я не осмеливалась отпустить решетку, боясь упасть. Это был маленький мальчик с обожженными от холода губами. Он дважды взмахнул раскрытой ладонью в воздухе.

Десять.

Десять, что?

Минут?

Послышались крики. Я извивалась в клетке. Прижалась лбом к решётке. Блестящее лассо обвилось вокруг извивающегося тела Эйса, сдавило ему горло, прижало руки к туловищу, свело ноги вместе. Нечеловеческий крик сорвался с моих губ, когда он бился и извивался.

Круз злобно посмотрел на свою захваченную добычу, затем поднял руку, в которой не было золотого лассо. Ленты пыли извивались на его ладони, танцевали в его диких глазах. С диким рычанием он взметнул пыль. Как сухой песок, она соскочила с его руки и попала Эйсу в лицо.

Эйс замер.

— Круз. НЕТ! — я закричала.

Я потянула за прутья, пытаясь раздвинуть их, но металл выдержал.

— Нет!

Лицо побледнело.

Стало серым.

Крики эхом отдавались от калимборов, рикошетили от купола, отскакивали от моих рёбер.

Цунами гнева прокатилось по мне, вырвалось из меня.

Как расколотый камень, Эйс рухнул.

ГЛАВА 50. УТРАТА

— Нет!

Крик вырвался у меня изо рта, когда светло-голубая рубашка Эйса пусто хлопнула, поднялась, как раздуваемый ветром пластиковый пакет, а затем поплыла.

Круз ухмыльнулся, когда его болтающееся лассо обвилось вокруг его ладони, как ветка волитора. А потом он повис на краю клетки, его пальцы были в нескольких сантиметрах от моих.

— Спокойно.

Слово соскользнуло с его губ и обвилось вокруг меня, как его лассо.

Чёрт возьми, я бы оставалась спокойной! Я попыталась найти свою собственную пыль. Моя рука дрожала так сильно, что мне пришлось зажать её другой рукой. Под моей ладонью ничего не покалывало.

Однако пыль должна была быть там.

Должна была быть.

Я надавила сильнее, сжала своё горло, чтобы схватить её, захрипела, но продолжала сжимать, добавляя больше давления. Моё горло сжалось, а лёгкие съёжились.

Под моими пальцами вспыхнуло покалывание.

Я сняла их со своего горла.

Крики.

Снова вздохи.

Фигуры метнулись прочь, свернувшись в длинное жидкое пятно, как краска, стекающая по холсту, как дождь, стекающий по ветровому стеклу. Воздух наполнил мой рот, наполнил лёгкие, наполнил меня неподдельным адреналином.

— Я доверяла тебе, а ты убил его, — прорычала я.

Зелёные глаза, не мигая, уставились на меня. Рот открывался и закрывался, как у рыбы.

Я вскинула руку к лицу.

Глаза широко раскрылись.

Пальцы оторвались от прутьев как раз в тот момент, когда чья-то рука обвилась вокруг моих плеч.

— Он заслужил смерть. Как Стелла.

Я посмотрела в лицо своему отцу.

— Папа?

Пустая рубашка Эйса хлопнула по клетке, такая же чистая и белая, как падающий снег.

Белая.

Не голубая.

Леденящая душу тишина охватила моё тело, когда я просунула ткань сквозь прутья клетки и пропустила её между пальцами.

— Она белая. Папа, она белая!

Я подняла глаза, но моего отца уже не было.

Что-то лязгнуло у меня за спиной. Я развернулась. Нашла Эйса стоящим, таким же бледным, как белая рубашка, которая испарилась из моих пальцев. Его губы были напряжены, взгляд напряжен.

Мои волосы закрутились спиралью вокруг моего лица, закрывая мне вид на него. Я бросилась к нему, коснулась его лица, чтобы убедиться, что он настоящий. Его руки легли на мои локти, нежно сжимая их. Я уставилась в сверкающую драгоценными камнями голубую глубину его глаз.

— Ты убила его.

— Я… я… — тепло залило мои веки, когда его заявление вонзилось, как стальной клинок, в мою грудь. — Нет…

— Круз ушёл из-за тебя.

Моё сердце разрывалось, когда слёзы капали с моего подбородка на фиолетовую рубашку Эйса.

Фиолетовую.

Я оттолкнулась от него.

— Ты не настоящий.

— Я настоящий.

— Ты не настоящий.

Я била его в грудь до тех пор, пока у меня не заболели руки и не заболели костяшки пальцев. И всё же я била, но Эйс не исчез. Я прижала ладони к глазам и рухнула на пол. Агония проникла в моё сердце, расколола его, как зазубренное колесо консервного ножа, разрывающего металл.

— Я думала, он убил тебя, — причитала я.

— Единственный убийца здесь — это ты.

Ответ Эйса уничтожил меня.

ГЛАВА 51. ТЬМА И СВЕТ