Аннкорт - Галактионова Виолетта
– Думаю да, он будет счастлив там.
– Родители будут рады видеть его.
Я нервно выдыхаю, смотря в небо. Мы не говорили о родителях: живы они или нет, но в глубине души каждый из нас надеялся, что они смогли спастись. Коди, как и я, был сильно привязан к семье, и, порой, я видела в его взгляде свой взгляд – полный печали по родным людям. Слишком многим пожертвовали те учёные, создавшие эльроинов. Слишком.
В моих мыслях была Рикки – как она там? Я отправила ей короткое сообщение на телефон, который у неё, оказывается, всё это время был, но она предпочитала им не пользоваться. Мы обменялись номерами, чтобы связываться друг с другом сразу после того, как я рассказала ей всю правду. Ответа на своё сообщение я не получила, но знала – Рикки больно ничуть не меньше нашего.
И сейчас, за несколько километров отсюда, я будто бы могла слышать её непрекращающейся рыдания.
Вслед за нескончаемой скорбью пришёл гнев – Коди винил во всем Форбса и хотел, как можно скорее от него избавиться. В его кабинете творился хаос: разбросанные и порванные бумаги, разбитые статуэтки, сдвинутая мебель, разграбленный бар с алкоголем. Всё вокруг выражало внутренне состояние Коди сейчас – желание, чтобы всему вокруг было также плохо, как и ему.
Я делала всё что могла, чтобы сгладить углы, и не дать ему сорваться и поехать на Аннкорт без должного плана. В его голосе я слышала сумасшедшее желание прикончить Форбса, чего бы ему это не стоило. В такие моменты я не всегда могла быть рядом, боясь попасть под горячую руку. Однако Орланд успешно заменял меня, получая от Коди несколько пинков, когда упрямо оставался сидеть в кабинете. В первый же вечер у Орланда была разбита бровь и на скуле красовался фиолетово-красный синяк, который я помогала ему обрабатывать.
Мы старались не разговаривать о состоянии Коди, потому что в целом итак сами всё понимали. Только спустя примерно три дня с похорон Дерека, Коди, наконец, немного успокоился. Он перестал злиться, взял себя в руки, и мы уже обдумывали более адекватный план действий.
– Форбс будет задавать вопросы, – произносит Коди, когда мы вместе с Орландом сидим за столом переговоров. – Поэтому точность – наше оружие. Ты должна запомнить свою легенду и передать её Форбсу.
– Мы тебя снова разукрасим и пойдёшь, прихрамывая к воротам, – посмеивается Орланд. Однако его улыбка уже не была такой яркой. Смерть Дерека отразилась и на нём, ведь именно он считал себя виноватым, будто мог сделать больше, чем сделал. Однако все мы понимали, что рано или поздно это бы произошло, и старались мириться с данным фактом. Я же старалась не думать о том, что так и не попрощалась с ним, и они с Коди не успели провести больше времени вместе. Было слишком поздно, болезнь прогрессировала, и с каждым днём он будто сам чувствовал скорый конец.
Отгоняя мысли прочь, я решила спокойно провести оставшейся день на Тагроне. Мне хотелось думать, что я непременно вернусь сюда после того, как мы уберём Форбса, но страх всё равно не хотел отпускать мои мысли. Во время операции могло случится всё что угодно, генерал будет сопротивляться и, кроме того, у него много людей в подчинении. Не могли же они все перейти на нашу сторону.
После продолжительного разговора, мы с Коди выходим на улицу, с упоением вдохнув свежего воздуха. Дождь, наконец, закончился и за облаками виднелось пробивающейся солнце. Мне так не хотелось уезжать, так хотелось остаться здесь, но я помнила о данном самой себе обещании и не хотела его нарушать. Форбс уже давно не был тем милым мужчиной средних лет, с которым я познакомилась летом. У каждого есть свои тайны, вопрос лишь в том – насколько они суровы, раз о них нельзя знать?
– Мы выезжаем вечером, так что времени мало, – произносит Коди, когда мы приходим в нашу беседку у берега. Мы часто проводим здесь время, когда позволяет погода, как сегодня. Остальные жители, видимо, побоялись холода после непогоды и остались дома, так что вокруг не было ни души. Я резко поворачиваю голову в сторону Коди, возмущаясь.
– Почему сегодня?
– Чем быстрее, тем лучше. Нам нет смысла терять целый день, – Коди вздыхает, садясь на скамью и притягивая меня к себе. Я обхватываю его лицо руками, нежно поглаживая. Руки обдало холодом, поэтому я поспешно стянула рукава толстовки до самых кончиков пальцев. Сегодня на заливе был штиль, что не было удивительно после нескольких бурных ночей, но ледяной ветер по-прежнему летал над гладью воды. Коди утыкается носом мне в шею, и я поёживаюсь, смеясь.
– Нос холодный, – Коди усмехается, специально проводя носом вниз по шее к ключицам, после возвращаясь к мочке уха. Я опускаю взгляд на его глаза, вглядываясь в тёмно-изумрудные омуты. Каждый раз, когда парень был не в настроении мрачнело не только его лицо, но и глаза, становясь на оттенок темнее.
– Зато ты горячая, – мы ещё пару минут стоим молча, думая каждый о своём. Я не рассчитывала на то, что наше расставание будет так скоро. Уезжать не хотелось, но и остаться я не могла. Последние несколько месяцев я только и думала об Аннкорте, о том, как хочу, чтобы там всё было хорошо. Из-за постоянных правил и контроля мне не хотелось туда возвращаться, не хотелось жить там и делать хоть что-то. Я каждый день заставляла себя встать с кровати и пойти на тренировку, потому что иначе я сойду с ума.
Мне не было понятно, как гражданские в городке справлялись с этой гнетущей атмосферой, с пропажей людей, с деспотичным режимом Форбса. Конечно, я думала о том, что, вероятно, это со мной что-то не то, однако многие люди в наших разговорах упоминали о том, что с каждым месяцем на Аннкорте жить становится всё сложнее.
После моего приезда генерал Грегори выступал на главной площади, объявляя, что запасов еды теперь будет меньше, объяснял всю ситуацию в красках со всеми подробностями, но я ему не верила. На Аннкорте гражданские и без того не пировали, позволяя себе печь те же пироги только на ярмарки, а теперь, после подобного объявления, их все отменили.
Мне вспоминается каждодневная каша без соли, минимум овощей и фрукты только по небольшим праздникам – всё это кажется страшным сном. Я была
