Мелисса Вест - Гравитация (ЛП)
— Я пойду справа, ты — слева.
Мы разделяемся, легко шагая по опавшим листьям. Я иду направо, не сводя взгляд со спин оперативников. Один из них начинает кричать на пленных, вынуждая их сдать того, кто проник на базу. Он кричит снова и снова. Полагаю, они догадались, что это не мог сделать посторонний. Мои глаза встречаются с Сибил, она кивает — я стреляю в оперативника, держащего Ло. Он падает назад, и мы тут же выбегаем из леса, стреляют со всех сторон. Гретхен встает, достает из ботинка раскладной нож и вонзает его в грудь стоящего напротив нее оперативника. Она подбегает к Ло, отвязывает его от дерева, и они оба присоединяются к битве. Оперативников становится все больше, они стремительно наступают, а нас осталось всего десять. Всего лишь десять.
Я призываю свою группу отвести остальных зараженных в безопасное место — лес. Отовсюду раздаются выстрелы. Я стреляю в ответ, целясь в одного за другим, но это бесполезно: из аэропорта прибывает все больше и больше оперативников.
И в этот момент меня накрывает боль.
В глазах мутнеет, а все вокруг замедляется. Я замечаю ту самую девочку, которой я отдала свой последний пузырек с сывороткой: она прячется у аэропорта, зажимая ладошками уши. Ее колени трясутся, а слезы медленно стекают по лицу так, словно кто-то не до конца закрыл кран. Я хочу крикнуть ей, чтобы она бежала. Хочу защитить ее. Но внезапно из моего рта вырывается приступ кашля, кровь смешивается с желчью. Я перевожу дыхание, не слыша больше происходящее вокруг меня. Оперативник стреляет, убивая одного из зараженных. Зараженный стреляет, убивая одного из оперативников. Слишком много смертей. Я смотрю на маленькую девочку, наши глаза встречаются. Я больше не могу отвести взгляд. Вижу ее слезы, и это так, словно они мои… мои. Но я не могу плакать. Не могу дышать. Не могу пошевелиться. Я делаю новый вдох и чувствую, как яд прожигает мои мышцы, заставляя кровь вскипеть.
Затем я слышу, как мое имя выкрикивают снова и снова. Женщина-оперативник, которую я узнаю, но имя которой не помню, тоже это слышит, прицеливается и расправляет плечи, готовясь к выстрелу.
— Нет! — Я узнаю этот крик, этот голос. Женщина падает, истекая кровью, а в следующую секунду он оказывается напротив меня, хватая мое лицо, чтобы я смогла его увидеть. Он заставляет меня на него посмотреть. Джексон держит мое лицо в руках, прижимая к себе, но я не могу произнести ни слова.
— Не умирай. Ну же, останься со мной. Пожалуйста… — Я делаю короткий вдох. Мои колени сгибаются, когда Джексон берет меня на руки. — Держись. Прошу, просто держись, — Умоляет он дрожащим голосом. Он повторяет мое имя вновь и вновь, но мне кажется, что звук где-то совсем далеко. Эта какофония противостоит спокойному пению птиц, поющих мне колыбельную. Я борюсь с этим звуком, с тяжестью век, но мелодия так прекрасна, а сон спокоен. Мое тело сдается, наслаждаясь мелодией. Я улыбаюсь.
А потом все проходит.
Глава 30
В голове мелькают бессмысленные картинки. Надо мной склоняется морщинистая женщина. Рядом сидит Джексон и сжимает мою руку. На заднем фоне раздаются крики. Женщина поворачивается, резко запрокидывает мне голову и заталкивает в рот что-то похожее на бумагу или сухие листья. Я пытаюсь выплюнуть, но она зажимает мне рот.
— Человек, жуй. Сию же минуту.
Я начинаю отмахиваться от ее руки, а она открывает мне рот и быстро вливает в него ледяную жидкость, поэтому у меня не остается выбора, надо либо жевать, либо глотать.
Я глотаю.
Вязкий комок спускается вниз по горлу, царапая стенки. Меня тошнит, меня сейчас стошнит. И стоит лекарству попасть ко мне в живот, как меня охватывает агония. Пылает каждая частичка тела. Интересно, так ли себя чувствовали сгорающие изнутри Древние, потому что ощущение, что от этого давления мои внутренности готовы вырваться вон из кожи в любую минуту. На лбу собирается пот, бегущий по лицу, под руками, под коленями… повсюду. Сгорая изнутри, я взмокла снаружи. Ад, заключенный в одну капсулу.
Но так же быстро, как меня охватил огонь, на место жару приходит холод, замораживающий вены, пока каждая частичка меня не чувствует сначала облегчение, а затем страх. У меня онемело все тело. Я стараюсь дышать, но мне удается делать только маленькие глотки воздуха. Начинается паника, внутри я кричу, а снаружи не могу вымолвить ни слова. Надо мной снова появляется женщина и поднимает до конца мои полузакрытые онемевшие веки.
— Человек, видишь? — спрашивает она.
Я киваю.
— Чувствуешь?
Я качаю головой, по крайней мере, мысленно я делаю именно это. Она что-то бормочет, прежде чем вернуться ко мне с крошечной керамической чашечкой.
— Выпей это, станет лучше, — уверяет она, поднося чашку к моему рту.
Я раздвигаю губы, но не достаточно сильно, поэтому она подталкивает чашу к крошечному отверстию и наклоняет ее. Я съеживаюсь от горечи. Смесь черного кофе и лимона заполняет мои вкусовые рецепторы. Мое тело дергается, но я не уверена, что тому причина: сама смесь или ужасный вкус. И внезапно я начинаю чувствовать себя прекрасно, неопределенно и слегка возвышенно, словно я сильно перебрала с алкоголем, но не довела себя до безрассудства.
— Лучше? — интересуется она.
Я киваю, пытаясь согнать с лица глупую улыбку, но у меня ничего не выходит. Я слишком долго плохо себя чувствовала.
— Еще, — удается мне выговорить.
Она взрывается от смеха и хлопает меня по руке.
— Детка, теперь ты в порядке. Спи.
Я так и делаю.
Через какое-то время я просыпаюсь, понятия не имея, который сейчас час. Кто-то подходит, заметив мое движение. Это женщина из моих снов, может быть, все это было на самом деле.
— Как ты себя чувствуешь?
Я открываю глаза, и Джексон придвигается ко мне.
— Я очень беспокоился. Ты долго не могла проснуться… Я думал, что ты можешь больше никогда ко мне не вернуться.
Он проводит рукой по моему лицу, но я отстраняюсь, разрываясь между Джексоном, которого, как я думала, знала, и настоящим Джексоном — Джексоном Кастелло, внуком Зевса.
Я облизываю сухие, потрескавшиеся губы.
— Как долго я здесь? — спрашиваю я, понимая, что сперва надо задать другой вопрос. — Где я?
Вспышка боли пробегает по его лицу, прежде чем он отвечает.
— На Лог, в нашем варианте медицинского центра. Мы зовем его Панацеей, и ты провела здесь три дня.
— Нет, это не так… Нет. — У меня учащается дыхание, и на глаза наворачиваются горячие слезы. — Что случилось с остальными? Мы их бросили? Они все погибли? Подожди, нет. — К горлу подступает комок. — Мои родители, Джексон. Где мои родители?
