Аристократы - Леона Хард
Руки дрожали от желания сделать что-нибудь плохое и быстрее. Иначе паралич сковал бы по ногам и рукам похлеще наручников.
Только тогда Хаски, наконец, взглянул на меня. И не было раскаяния в его глазах. Какие извинения? Какое раскаяние? Это фальшь.
Посмотрела на планшет в руках, подняла вверх над головой и, не задумываясь о своем поведении запулила вперед, куда подальше, лишь бы не дать Хаски. Черный агрегат скользнул по шторке и вылетел в коридор, с грохотом ударившись о стену.
— Ой! — услышала удивленный женский выкрик, но шторка обратно нас спрятала от любопытных.
Руки все равно продолжали дрожать. Я сжимала пальцы в кулаки и сцепляла плотно челюсть.
Твои ямочки меня теперь бесят! Невинность твоих глаз и улыбки — мой главный враг!
А Хаски улыбнулся неожиданно.
— Я тебя ждал, мой Бастард! — выдал совершенно спокойный голос Аристократа, а потом он сам поднялся с дивана. И в результате мы оказались очень близко друг к другу.
Хаски смотрел на меня, как на безвольную статую.
— Ты знаешь, что такое семья!? — мои слова никто не прервал. А Хаски вроде бы опешил от лавы ненависти. Желаю, чтобы она тебя сожгла и оставила навсегда рубцы, как ты на мне.
— Ты… Ты не человек! — продолжала громко.
Во мне кипел котел эмоций, столько всего невысказанного, наболевшего. Гематома на сердце и ты, мразь, ее сделал мне своими ударами, внешних повреждений не оставил, но внутри всё болело.
Двумя сжатыми кулаками и кистями рук ударила со всей доступной силой по груди Хаски. А он позволил, при этом от удара сделал неловкий шаг назад, упершись в диван. Я слышала, как застрял воздух в его горле, когда ударила.
Мечтала повторить удар и не сдержалась. Еще раз! Двумя зажатыми кулаками по груди, обтянутой спортивной курткой. А Хаски и слова не сказал в ответ. Молчал.
Если бы дотягивалась, ударила бы по лицу или в глаз, но поскольку рост не позволял приходилось по груди.
— Не смей трогать мою Алису! — занесла руки опять, но третий раз Хаски не позволил. Заблокировал удар, поймав мельтешащие запястья.
В моем взгляде вся ненависть Вильмонтов к Хаски сосредоточилась. Только посмей ее проигнорировать.
Хаски держал мои кисти играючи, а я попыталась сделать замах и вновь ударить. Не получилось, силы у него немерено.
— Ненавижу! Ненавижу тебя! — взвизгнула громко, глядя Хаски в его пустые глаза. А он молчал на выпады. Ждал лучшего момента, чтобы ударить?
С последними слова почувствовала, как силы внезапно покинули. Я отпустила их и злость, и ненависть и боль, желая теперь одного — вновь не видеть мужчину перед собой, как и раньше.
— Как ты можешь? — спросила у него. Голос тоже ослабел, гнев быстро испарился из организма. Слишком быстро, я не успела насладиться им.
Руки по-прежнему в захвате Хаски, и он не спешил отпускать их. Попыталась разглядеть в голубых глазах хоть что-то, похожее на раскаяние, сожаление, в, конце концов, любые эмоции.
Сейчас Хаски будто бы младенец — прозрачно чист.
Попыталась вернуть руки, но Дмитрий пресек мое действо.
— Отпусти, — приказала может быть не слишком внятно, пряча глаза на мужской груди. Взял меня за кисть правой руки и повел на выход в темноту. На полу увидела планшет валявшийся.
Хаски привел нас в мужской туалет. Даже не пытаюсь вырваться. Если ты чего-то хочешь ты добьешься. Свет освещал слишком ярко после кромешной тьмы. Мужчины возле писсуаров, хоть и находились ко мне спиной, но все-таки я отвернулась от зрелища к стене.
— Эй! — прокричал кто-то недовольно, но Хаски, как повелитель.
— Ушли! — на приказ мужчины поспешно натянули штаны, джинсы. У кого, что было. — Это всех касается! — повысил Дима голос, обращаясь видимо к тем, кто находился в кабинках.
Может быть его в лицо все узнавали, может этот командный тон, но хозяина сего помещения боялись. Суматоха, мужчины с опаской оглядывались на Хаски, но выходили из туалетных комнат, оставляя нас одних.
Собеседник громыхнул дверью за последним человеком и обернулся ко мне. Сразу захотелось отойти назад, что я и проделала. Затылком коснулась холодного кафеля, а взгляд поднялв вверх на светлый потолок и на ярко горевшие лампочки. Смотрела и смотрела не моргая, пока блики не начали плясать перед глазами. Эмоции вышли наружу все без остатка, больше не осталось ни одной внутри. Я выжата до конца.
Хаски молчал и не двигался. Ждал удобного момента ударить? Пусть. Мне все равно теперь.
— Хоть на секунду представь себя на моем месте, — начала тихо говорить, едва не шепотом. И не понимала, зачем это говорила. — Представляешь, как жить в моей шкуре? — голос должен был звучать грозно, а звучал он жалко, хрипло, то прерывался, то возобновлялся.
— Я восемнадцать лет каждое утро просыпалась, надевала маску Аристократки и улыбалась всем и врала, врала, врала, день изо дня. А в чем я виновата скажи мне. В чем моя вина? У меня спросили кем я хочу стать, когда на свет появлюсь? — я покачала головой и улыбнулась. — Меня просто родили не запланированно. Мне не давали выбора. Мне дали паспорт и сказали — улыбайся, девочка, ты — Анна Вильмонт, для всех Аристократка с большой буквы. По всем документам — Аристократка, а по сущности Бастард. Куда деваться, Хаски? У Бастардов я теперь тоже не их. У вас я тоже не ваша. Кто я? Может ты знаешь ответ? — глаза опустила на мужчину, стоявшего передо мной, потому что глаза уж очень начали слезиться от яркого света. Ответа на заданный вопрос не получила и махнула рукой, продолжив:
— Бастард посмел изображать из себя голубую кровь. Она не достойна быть такой, как мы. В глазах каждого считается это пренебрежение передо мной. Словно вы чем-то выше меня. Так вот — вы не выше, Бастарды намного честнее, порядочнее и добрее, чем вы, — выдохнула воздух, отсоединила лопатки от прохладного кафеля и подняла руки примирительно ладонями
