Мэгги Стивотер - Жестокие игры

Мэтт смеется.

— Что, Принс, не удержать его? — Давай я подержу! — кричит кто-то из собравшейся толпы, и за этим следует новый взрыв смеха.

Я представляю, что у меня вот так отобрали Дав, и меня обжигает гневом.

Я уверена: Шон Кендрик должен быть где-то здесь. Мне требуется какое-то время, чтобы отыскать его взглядом, но я знаю, что мне нужно: обнаружить место, где нет движения, найти фигуру, стоящую в стороне от остальных. И конечно же, вот он, прислонился спиной к камням утеса, одна его рука лежит на поясе, вторая опирается на нее локтем. Шон крепко прижимает к губам костяшки пальцев, но на его лице нет никакого выражения. Есть что-то по-настоящему ужасное в том, как он стоит там, наблюдая. Уж слишком он неподвижен, как будто заморожен…

А там, на песке, Корр снова испускает зов, и Мэтт быстро навязывает алую ленту с бубенчиками ему на бабку, как раз над копытом. При звуке бубенчиков красный жеребец вздрагивает, как будто они причиняют ему физическую боль, а я вдруг замечаю, что на мои глаза навернулись слезы.

Шон Кендрик отворачивается.

Во всем этом есть что-то скверное, и я просто не могу предоставить Кендрика самому себе. Работая локтями, я проталкиваюсь сквозь толпу зевак — туристов и местных, наблюдающих за представлением. Сердце в груди отчаянно колотится. Я просто слышу, как Шон Кендрик говорит мне: «Держи своего пони подальше от этого пляжа». Наверное, я — последний человек, которого ему сейчас хотелось бы видеть.

Я встаю рядом с ним, скрестив руки на груди. Мы молчим. Я рада тому, что Шон не смотрит в сторону Корра, так как в этот момент Мэтт кладет на спину жеребца седло, а потом надевает нагрудник с гвоздями и колокольчиками. Шкура жеребца вздрагивает там, где ее касается железо.

Через мгновение Шон тихо произносит, уставившись в землю:

— А твоя лошадь где?

— Ей пришлось хорошо поработать вчера. А твоя?

Шон тяжело сглатывает.

— Зачем они это делают? — резко спрашиваю я.

Корр в это мгновение издает странный звук, полный ярости, похожий на короткое ржание, оборвавшееся, не успев начаться. Он стоит неподвижно, однако встряхивает головой, как будто отгоняя мух.

— Полагаю, — говорит Шон все так же тихо, — весьма мудро с твоей стороны скакать на собственной лошади, Пак, пусть даже это обычный островной пони. Лучше, когда твое сердце принадлежит тебе самому.

Мэтт Малверн громко произносит:

— Я думал, он больше.

Он вскакивает на Корра, хотя Принс продолжает держать повод. Один из мужчин встает между Корром и морем. раскинув руки, как будто изображает забор. Мэтт свешивает вниз нога и смотрит на землю, словно малыш, забравшийся на пони.

— Это подарочек Мэтта Малверна, — говорит Шон, и в его словах столько горечи, что я ощущаю ее на собственном языке. — Но во всем виноват только я.

Я пытаюсь придумать, как его утешить. Впрочем, я даже не знаю, ищет ли он утешения. А сама я хотела бы утешения в такой момент? Ну, если бы меня заставляли есть сажу, мне бы хотелось знать, что еще кому-то в мире приходится ее есть и кто-то еще чувствует ее гадостный вкус. И я не хотела бы, чтобы мне твердили: сажа полезна для пищеварения. Ну конечно, под сажей я подразумеваю бобы.

— Может, и так, — замечаю я, — Но минут через двадцать, или тридцать, или через час Мэтту Малверну все это надоест. И он вернется к той чертовой черно-белой твари, которую внес в список рядом со своим именем. А мне кажется, та пегая — достаточное наказание для кого угодно.

Шон смотрит на меня, его глаза вспыхивают, но так, что я теряюсь. И таращусь на него.

— Как ты сказала, где сейчас твоя лошадь?

— Дома. Я ее вчера загоняла. А как ты сказал, почему ты уволился?

Он невежливо хмыкает и отводит взгляд.

— Это было нечто вроде игры. Как у тебя с твоим пони.

— Она лошадь.

— Верно. — Шон снова смотрит на Корра. — Как ты сказала, почему ты решила скакать?

Конечно, я ничего такого не говорила. Все во мне сопротивляется тому, чтобы признаться в настоящих причинах, приведших меня к такому решению. Я могу представить, как это тут же разносится по всему Скармауту, как Дори-Мод болтает о том, что Шон Кендрик уволился из-за Корра. Я даже Пег Грэттон об этом не сказала, хотя она вроде бы за меня, и Дори-Мод не обмолвилась ни словечком, хотя Дори-Мод мне почти родная. Но тут я вдруг слышу собственный голос, произносящий:

— Мы потеряем дом наших родителей, если я не выиграю.

Я тут же осознаю, насколько глупо это прозвучало. Не потому, что я боюсь: Шон Кендрик начнет сплетничать. Но потому, что он теперь будет знать: не в бегах для меня дело, а в деньгах. А говорить такое Шону Кендрику, четырежды побеждавшему на Скорпионьих бегах, по меньшей мере странно. Кендрик довольно долго молчит, не сводя глаз с Корра и Мэтта на его спине.

— Хороший стимул для победы, — говорит он наконец, и я переполняюсь невероятно теплым чувством к нему за эти слова — он ведь мог просто сказать, что я дура.

Я шумно выдыхаю.

— Он ведь твой.

— Ты так думаешь?

— Он твой, что бы там ни твердил закон. Думаю, Бенджамин Малверн тебе завидует. И, — добавляю я, — еще я думаю, ему нравится играть с людьми.

Шон бросает на меня пристальный взгляд, уже знакомый мне. Наверное, он даже не подозревает, как его глаза пронзают людей.

— А ты довольно много о нем знаешь.

Я знаю, что Малверн любит пить чай с маслом и солью и что в большом его носе даже можно спрятать желудь. Я знаю, что ему хочется, чтобы его развлекали, но развлечь его способно очень немногое. Интересно, значит ли это, что я знаю его?

— Достаточно, — отвечаю я.

— А я, — говорит Шон, — не люблю игры.

Мы оба снова смотрим на Корра, которого, вопреки всем моим предположениям, все-таки успокоили. Он стоит совершенно неподвижно, глядя поверх толпы, насторожив уши. Он слишком часто вздрагивает, но в остальном не шевелится.

— Пожалуй, проверю, насколько он быстр, — говорит Мэтт.

Он поворачивается в седле, чтобы посмотреть на Шона, который даже не моргает. У Дэвида Принса, все еще держащего поводья, на лице какое-то странное выражение, когда он смотрит в нашу сторону. Немножко виноватое, немножко извиняющееся и отчасти испуганное.

— Привет, Шон Кендрик, — кричит Мэтт, как будто мы или хотя бы Кендрик только что появились на песчаном берегу, — Какой-нибудь совет дашь?

— Не забывай о море, — отвечает Шон.

Мэтт и Принс хохочут.

— Ты только посмотри, какой он смирный! — говорит Мэтт Шону.

Уши Корра явно изменяют положение. Он принюхивается к своему седлу и к ногам Мэтта, как будто удивляясь тому, что все это ему незнакомо, как будто интересуясь необычным поворотом событий. Колокольчики на его уздечке звенят почти неслышно при этом движении.