Ольга Грибова - День гнева (СИ)
Будучи чужой в толпе демонов, Ева забилась в дальний угол, но даже здесь она то и дело ловила на себе пытливые взгляды.
Между демонами сновали тени с подносами в руках. В изящных кубках из тонкого серебра дымилась неизвестная Еве жидкость. Один из кубков предложили и ей, но она побоялась пить неведомый напиток, пусть даже демоны смаковали его с удовольствием, будто это божественный нектар. Других угощений на празднике не было. Никто так и не удосужился накормить предводительницу, проведшую весь день вне Дома. Должно быть, недоеданием Самаэль наказывал ее за непослушание.
Вика застала Еву одинокой и голодной.
— Ты сегодня звезда вечера.
Ева с опаской покосилась на Войну:
— Ты ведь не попытаешься меня убить?
— С этим покончено, — заявила Вика, и Еве показалось, что сказано это было с досадой. – Как прошел твой день?
— Я гуляла за пределами Дома.
Вика удивленно распахнула глаза, но Еве снова почудилась наигранность.
— И как все было?
Ева открыла рот, чтобы ответить, но ее перебил Алекс.
— Любопытство, сестренка, — обратился он к Вике, — еще никого до добра не довело.
— Что б ты понимал, — Вика махнула рукой и, внезапно потеряв интерес к беседе, скрылась в толпе.
Алекс походил на лондонского денди. Каждым своим движением парень демонстрировал, какой он весь из себя превосходный. Ему даже не приходилось напрягаться. Именно таким он и был – исключительным, в чем-то даже непревзойденным. Несмотря на неприязнь к Алексу, Еве было трудно отрицать очевидное.
— Зачем ты ее прогнал? – спросила Ева.
— Затем, — ответил он, — что Вика в последнее время не вполне контролирует себя.
— Что это значит?
— Для тебя это значит одно: ты должна следить за своим языком во время разговора с ней.
Нечто подобное она подозревала. Вика выглядела так, словно делает все через силу, точно кто-то другой говорит ей как себя вести и она вынуждена подчиняться.
— Будь я проклят, — воскликнул Алекс, — ты и на этот раз намерена ее пожалеть?!
Он верно уловил настроение Евы, и ее это задело:
— Я полагала, жалеть Вику твоя обязанность. Вы же вроде как вместе.
— Запомни: я всегда сам по себе.
— Спорим, в детстве ты не был таким заносчивым и гадким, — сказала Ева.
— Ошибаешься, я таким родился. В конце концов, мой отец демон.
— И ты, похоже, этим гордишься.
— Почему нет? – улыбнулся Алекс.
— Как насчет матери?
— А что с ней? – он сделал вид, что не понял вопрос.
— Кем была она? – не сдавалась Ева.
— Никем. Ходячим инкубатором, сосудом, не более того. Она умерла при родах или, может, отец ее убил. Кому какая разница?
Голос Алекс звучал ровно, но в глубине глаз притаилась тоска. Как он ни старался, Ева не поверила, что ему плевать на родившую его женщину.
Продолжить разговор им помещал демон Зенита. Ева улыбнулась старому знакомому, и он, протянув руку, предложил:
— Потанцуем, недотрога.
Устав скучать в углу, она приняла приглашение и вышла с Асмодеем на середину зала, но вскоре пожалела об этом. Мелодия лилась неторопливо, будто густой сироп обволакивая кружащие в танце пары. Асмодей обнял Еву за талию и притянул к себе. Одежда Дея до мелочей повторяла наряд Самаэля. На оголенной груди переливалась схожая татуировка. Разве что линии шли под другим углом. Еву обдавало жаром в местах, где она невольно соприкасалась с татуировкой.
Лицо демона находилось в опасной близи, и Ева отвернулась, чтобы хоть как-то отдалиться. Однако Асмодей не утруждал себя соблюдением приличий. Его руки скользили по ее спине и талии, порой опускаясь за черту дозволенного. Каждый раз, когда она сопротивлялась, он лишь теснее прижимал ее к себе.
Терпению Евы пришел конец. Еще не отзвучали финальные аккорды, а она встала, как вкопанна:
— С меня хватит.
Она выпуталась из объятий демона и поспешила назад в безопасный угол. Алекса там уже не было, зато Асмодей увязался за ней.
— В чем дело, недотрога? Я плохо танцую?
Ева приложила усилия, чтобы не нагрубить в ответ. Как бы мил не был с ней Дей, она отдавала себе отчет, с кем имеет дело.
— На танцполе чересчур душно, — солгала она.
Асмодей хмыкнул в ответ. Естественно, он не поверил, но как истинный джентльмен, коим он иногда любил притвориться, сделал вид, что принял ее слова за чистую монету.
— Что мы празднуем? – отвлекая демона от опасной темы, поинтересовалась Ева.
— Все это в твою честь, — Дей обвел рукой зал. – Ты королева вечера.
— С чего мне оказывают такие почести?
— Ты наш последний шанс, недотрога. Не справишься, и со свободой можно будет распрощаться навеки.
Как непросто быть тем, на кого возлагают надежды. Особенно тяжко, если до конца не уверен, что хочешь их оправдать.
Мимо прошел Самаэль. Вид демона вернул Еву к мыслям о татуировке, и она спросила:
— Что за клеймо у тебя и Самаэля на груди?
— Знак отличия, — не без гордости ответил Дей.
— Отличия от кого?
— Я, как и Самаэль, принадлежу к числу демонов-курфюрстов. Мы любим покрасоваться, такими уж нас создали.
— Кто создал?
— Наш отец и бог, которого мы в тайне ненавидим и мечтаем прикончить, — признался Дей.
Ева проигнорировала намек на семейные дрязги демонов, вместо этого потребовав:
— Покажи мне других курфюрстов!
— Вот там, — Асмодей указал направо, — стоит Андрас – покровитель убийц. Он есть дух насилия и разрушитель судеб, — от себя демон добавил: — не самый приятный в общении парень.
Невысокий мужчина отличался от прочих демонов все той же распахнутой на груди рубашкой. В профиль он выглядел как скромный клерк, но, почуяв Евин интерес, он повернулся, и она увидела его глаза − огненно-красные озера, полные жажды крови. Она поспешно прервала зрительный контакт. Чутье подсказывало: стоит на секунду задержать взгляд, и ненависть демона выплеснется на нее.
— Андрас – отец нашей вспыльчивой и своенравной Войны, — сказал Асмодей и без перехода продолжил: — левее стоит еще один мой брат: Велиал – разжигатель вражды и ссор, а по совместительству великий притворщик и лгун.
Велиал походил на студента-первокурсника: скромный парень в очках. Но хитринка в уголках по-детски полных губ выдавала в нем наличие второго дна.
— На другой стороне зала ты видишь Мамона. Пока существует в мире алчность, он будет властвовать. Кстати, именно Мамон породил Голод. Ему, как никому другому, знакома жажда.
Мамон ассоциировался у Евы с богатым патрицием. Тучный, с сальной кожей он осматривал зал, выискивая чем бы поживиться. Сходство между ним и Виталиком бросалось в глаза.