Лэйни Тейлор - Дочь тумана и костей
Акива убил шестерых химер в Балфинче, включая чудовищную гиену, которая почти убила его. Шесть новых отметин появились на его правой руке, которая, благодаря Лираз, была все еще на месте, но бесполезным грузом лежала прижатая к его боку. Разъединенные нервы и мускулы были снова скреплены, и какое-то время он даже сомневался, что рука сможет снова функционировать.
Когда Азаил приподнял безжизненную руку с ножом наготове, все о чем мог думать Акива — это о той девушке и том, что единственным воспоминанием о ней могла стать чернильная отметина на пальце какого-нибудь серафима. Здоровой рукой он выдернул больную из рук Азаила и тут же был вознагражден пронзительной болью.
— Никого, — выкрикнул он от боли. — Я никого не убил.
Азаил сощурился.
— Нет, убил. Я был с тобой против фаланги бычьих кентавров.
Но Акива не захотел наносить новые метки, и Азаил ушел.
Вот так между ними появился секрет, который дал трещину в их отношениях и грозился развести из по разные стороны под небом человеческого мира.
* * *Когда Кару покинула мост, Лираз попыталась последовать за ней, но Акива, взмыв следом, блокировал ее. Звякнули клинки.
Акива скрестил свои мечи близко к эфесу, всей силой надавив на них, и это вынудило его сестру отступить. Он не упускал Азаила из поля зрения, опасаясь, что тот тоже может броситься вслед за Кару, но брат все еще стоял на мосту, наблюдая за невообразимым картиной Акивы и Лираз со скрещенными мечами.
Руки Лираз дрожали от усилия устоять на месте — ее дыхание и крылья работали в бешеном ритме. Ее лицо стало мертвенно-бледным от напряжения, челюсти плотно сжаты, а ее глаза были настолько широко открыты, что зрачки казались лишь точками на фоне белых орбит.
С криком баньши она отбросила Акиву, и прокрутив меч над головой, нанесла удар.
Акива блокировал его. Сила удара сотрясла его. Она не сдерживалась. Свирепость её нападения шокировала его, неужели она действительно старалась убить его? Лираз рубанула снова, он блокировал и этот удар, а Азаил, в конце концов, вышел из ступора и кинулся к ним.
— Остановитесь, — ошеломленно выкрикнул он.
Он попытался ворваться между сражающимися, но ему пришлось отпрянуть, увидев, как дико замахнулась Лираз. Акива отразил удар, и она, потеряв равновесие, замешкалась на несколько мгновений. Вновь собравшись, она одарила его полным злобы взглядом и, вместо того, чтобы напасть на него снова, взлетела над ним. Из ее крыльев вылетел огненный шар, что вызвало коллективный возглас зрителей, а затем Лираз метнулась в направлении, в котором исчезла Кару.
В небе не осталось следов Кару, но Акива не сомневался, что Лираз сумеет выследить ее. Он поспешил за сестрой. Стремительно таяли очертания крыши домов, а вместе с ними расплывались все признаки человеческого существования внизу. Остался только мчащийся навстречу воздух да неровное пламя крыльев. Акива догнал Лираз и схватил ее за руку.
Она тут же повернулась к нему, раздался звон мечей, снова и снова. Как и в Праге, когда Кару атаковала его, Акива только защищался, не нападал в ответ.
— Довольно! — Снова рявкнул Азаил, бросаясь к Авиве и с силой отталкивая его, тем самым увеличивая расстояние между ним и Лираз. Сейчас они были высоко над городом, и тишину прерывало лишь эхо от звона стали.
— Что вы делаете? — Воскликнул Азаил с отчаянным недоумением в голосе:
— Вы, двое, сражаетесь…
— Я не сражаюсь, — сказал Акива, отступая назад. — И не собираюсь.
— А почему? — Прошипела Лираз. — Ты мог бы перерезать мне горло или ударить мне в спину.
— Лираз, я не хочу тебя ранить…
Она засмеялась:
— Ты не хочешь, но сделаешь это, если придется? Я правильно поняла?
Разве?! Чтобы он сделал, чтобы защитить Кару? Он бы не смог причинить вред своим сестре и брату, он бы никогда не смог жить с этим. Но позволить им навредить Кару он тоже не мог. Неужели нет другого выбора?
— Просто… забудь ее, — сказал он. — Пожалуйста, отпустите ее.
Его переполненный эмоциями голос заставил глаза Лираз сверкнуть презрением. Глядя на нее, Акива подумал, что с тем же успехом мог бы обратиться к мечу. А разве не для этого они были зачаты, и вообще все императорские отпрыски? Они были оружием, воплощенным в живой плоти. Не думающим инструментом вековой вражды.
Он не мог больше безропотно принимать это. Они были гораздо большим, все они. И он решил рискнуть.
Акива вложил свои мечи в ножны. Настороженно сузив глаза, Лираз в молчании наблюдала за ним.
— В Балфинче, ты спросила, кто перевязал мою рану, — сказал он.
Она ждала, что он скажет дальше, и Азаил тоже.
Акива подумал про Мадригал, вспоминая, какой была на ощупь ее кожа, какими удивительно гладкими оказались ее крылья, ее звенящий смех — такой же, как у Кару — и ему на ум пришли слова, сказанные Кару утром. Если бы он когда-нибудь по-настоящему узнал какую-нибудь химеру, то не стал бы считать их монстрами.
Но он знал. Он знал и любил Мадригал, и все же он стал тем кем должен был стать, безэмоциональной машиной с мертвенными глазами, которая импульсивно чуть не убила Кару. Горе взрастило в нем убийственные всходы: ненависть, месть, слепоту. Встретившись с ним теперешним, Мадригал сильно пожалела бы о том, что сохранила ему жизни. Но с Кару у него выпал второй шанс — для мира. Не для счастья, не для него. Было слишком поздно для него.
Для других, возможно, все еще есть спасение.
— Это была химера, — сказал он своим сестре и брату. Он сделал глоток воздуха, понимая, каким неправдоподобным это кажется им. С колыбели их учили что химеры — это коварные, ползающие твари, зло, животные. Но Мадригал… она смогла освободить его за мгновение от этого слепого фанатизма, и сейчас пришло время для него попытаться сделать тоже самое для своих братом с сестрой.
— Химера спасла мою жизнь, и я полюбил ее. — Наконец произнес он.
ГЛАВА 39
КРОВЬ ДАСТ О СЕБЕ ЗНАТЬ
После Баллфинча, для Акивы все изменилось. Отослав Азаила с его набором для татуировок, он для себя решил, что когда вновь увидится с той девушкой-химерой, сможет сказать ей, что не использовал жизнь, которую она подарила ему, для того, чтобы убивать ей подобных.
То, что ему вообще удастся когда-нибудь увидеть ее, было крайне маловероятным, но идея прочно засела в его голове, появляясь и исчезая, словно свет маяка, и он никак не мог избавиться от нее, а потом смирился с ее ускользающим присутствием. Со временем она стала приятна Акиве, постепенно превратившись из бредового помысла в надежду. В надежду, которая поддерживала его, которая сделала единственной целью его жизни желание увидеть девушку, поблагодарить ее. Только поблагодарить. Когда он представлял себе их встречу, дальше этого его мысли не заходили.
