Экземпляр номер тринадцать - Мира-Мария Куприянова
Инквизиция приехала, когда ему исполнилось три года.
Нет, это не стало неожиданностью для отца. Их ожидали. Мигре всегда служили инквизиции. Даже фамильный замок, теперь изрядно обветшалый, но еще не утративший своей грандиозной помпезности, достался им именно на службе, как отчуждённое имущество сожженной на костре ведьмы.
Недолгий разговор с юношей без возраста и следов времени на молодом лице, назвавшимся Старейшим. Проверка силы Искры и выданный в подарок ларец с тонким, длинным кинжалом. Вот и все его воспоминания о той встрече.
Однако отношение к нему в семье сразу же разительно изменилось.
До этого отец с трудом переносил присутствие Вермона. Деймона же с грустью иногда трепал по вихрастой голове и тяжко вздыхал при этом. Близости между ним и детьми не было никогда. Но после визита инквизиции ситуация стала еще горше.
По глупости, брат сперва воспринял с энтузиазмом произошедшие изменения.
Теперь, в то время, как Деймона нещадно муштровали приглашенные на дом сильнейшие маги, оплаченные инквизицией, Вермон мог вдоволь гулять по заросшему парку, кататься на маленьком пони и учиться рыбачить, под чутким руководством веселого конюха.
Пока Деймон, размазывая по лицу слезы и сопли, покрывался все новыми синяками и ссадинами, отрабатывая владение боевыми искусствами, Вермон слушал чудесные сказки старой няни и лакомился горячим печеньем на кухне.
Понимание настигло старшего брата в восемь лет.
К тому моменту, Деймон постигал тяжкие науки уже четыре с лишним года. Он стал слишком серьезным. Слишком молчаливым и не по возрасту взрослым, чтобы оставаться достойным соратником по играм своему веселому близнецу. Пропасть между братьями росла и крепла, поощряемая разницей воспитания и молчаливым вниманием отца. И, иногда, Вермон все-таки задавался вопросом, придется ли и ему так же, как брату заканчивать свои бесконечные игры? Ведь сказка не может длиться вечно. Что, если настанет и его черед?
Когда в замок прибыл гувернер, нанятый для обучения старшего наследника необходимым навыкам письма, чтения и счета, все стало ясно.
График обучения детей отличался как день и ночь. В расписании Вермона не было ни магических наук, ни боевых искусств. Фехтованию отводились жалкие два часа в неделю. Исключительно ради факта физической нагрузки. И как дань уважения старым традициям. Все равно никто уже не помнил, когда последний раз дуэли были не магическими. Так что шпага, торжественно выданная мальчику, вызвала у него не более, чем недоумение.
— А где мой маг-наставник? — капризно поинтересовался Вермон, недружелюбно глядя на представленного ему гувернера.
— Тебе это не потребуется — холодно соизволил отозваться отец — Обучаться магии ты не будешь.
— Но Деймон обучается! — возмутился мальчик — Я тоже хочу.
— У тебя нет дара — бросил через плечо отец, направляясь к выходу из комнаты — Ты выродок. Искра досталась Деймону.
— Нет! Так не бывает! Не может быть! — закричал Вермон чувствуя, как затряслись губы и глаза наполнились слезами — Фамильное Древо не признало бы пустышку! У меня есть дар! Есть!
На миг отец замер в дверях, а потом резко развернулся и ударил его по лицу наотмашь:
— У. Тебя. Нет. Дара! Ты выродок! Выродок! — отвешивая пощечину снова и снова после каждого слова, орал он — Выродок! Повтори!
— Нет! — защищая лицо руками, рыдал ребенок — Нет! Не правда!
Отец замер, тяжело дыша и потирая отбитую ладонь. Вермон громко плакал, сжимаясь в комок, упав к его ногам:
— Н-не правда… Я ст… старший! Дре…древо признало! — всхлипывал он, прикрывая пунцовые щеки ладошками — Я не вы… не выр…
— Выпороть его — хриплым голосом приказал отец хмуро кивнувшему гувернеру — Пороть, пока не осознает.
Вермон смог встать с постели лишь через четыре дня. Спину и бедра его еще долго лечили мазями и примочками, убирая пунцовые вздутые полосы, оставленные моченым прутом и грозящие загрубеть в страшные шрамы. Слуги шептались, что мальчик просто потерял сознание от боли. Но так и не произнес требуемого признания.
Инцидент предпочли забыть. Тем более, что Вермон больше не требовал обучать его магии.
Никто тогда не понял, что он не смирился.
Он просто стал обучаться всему сам.
Не известно, как он нашел в старой библиотеке нужные ему книги. Как быстро понял, что за страшный дар скрыла его Искра. Не было и свидетелей тому, как он впервые смог призвать алую каплю света, живущую у него внутри. Как постиг ее. Научился контролировать, чувствовать, использовать.
Но свою вторую в жизни жертву он осушил, когда ему исполнилось двенадцать.
Мага, обучавшего до этого Деймона владению даром, доброго старика Аншер, вечно терявшего свои допотопные очки, таскающего братьям сладких сахарных петушков на палочке и называющего обоих мальчиков «вир великого дома Мигре», нашли выпитым до дна в самом дальнем углу сада лишь спустя несколько дней после его исчезновения.
...
Была ли вина отца в том, что открыв в себе сдерживаемый до сих пор дар Накопителя Вермон словно сошел с ума он собственного могущества?
Деймон искренне считал, что да. Вместо того, чтобы принять силу старшего сына, смириться с ней и пригласить учителя, который бы контролировал и направлял безудержно выплескивающийся дар, Старший Мигре продолжал делать вид, что Вермон пуст.
К его пятнадцати годам ситуация накалилась до предела.
Жертвы, количество которых росло в геометрической прогрессии, аккуратно прятались. Обстоятельства их смерти замалчивались. Полицейское управление купалось во взятках, которые щедрой рукой раздавало семейство Мигре. А Вермон становился все наглее, все нахальнее.
Деймон помнил это время лишь безликим фоном. Его обучение подходило к концу. Нагрузка достигла пика. А общение с братом и вовсе сошло на нет. Пытался ли он образумить его? Увы, нет. Они давно перестали общаться. Лишь бросаемые время от времени полные злобы взгляды старшего брата оставались теперь отголоском их семейных уз.
Зато несколько раз Деймон пытался поговорить об этом с отцом. Но старший Мигре сразу дал понять, что тема наличия дара у Вермона для него закрыта. А раз этого нет, то нечего и обсуждать. Для него проклятый подобной силой ребенок был хуже, чем отсутствие дара вообще.
— Это бред — рявкнул тогда на него отец — Вермон пуст. Никогда в семье Мигре не рождались Выродки-Накопители! Никогда! И мое семя
