Шоколадница и маркиз - Татьяна Георгиевна Коростышевская
– Вторая к этому моменту сгорит до половины! – ахнула я. - Мы немедленно поджигаем второй конец другой нити и вуа-ля - весь процесс занимает ровно сорок пять минут – три четверти часа.
Поздравив друг друга с правильным ответом, мы также решили, что две головы лучше одной, и что полезность для мага фамильяра бесспорна.
– Кстати о фамильярах, – Гонза выпрыгнул из кармана, съехал на пол по юбке платья, - у мусорной шахты явно кто-то отирается, кто-то из нашей демонической братии. Пойду посмотреть.
– Хорошо бы, чтоб это оказалась Урсула, – подумала я.
И получила мысленный саркастичный ответ:
– Шоколадница мечтает вернуть пропажу маркизу. Мечтай…
Мы с Гонзой разделились, он повернул налево, к помойной шахте, я –направо, и вскоре оказалась перед ржавой решеткой комнаты пыток. Светильники все так же стояли по краям арки, освещая покинутые декорации: нелепое пузатое кресло, накрытая жаровня, ткань на стене. Виктор, по плану, должен был стоять вот здесь, под ночным горшком. Ни страха, ни тревоги я не ощущала, поэтому от вкрадчивого мужского голоса вздрогнула всем телом.
– Преступника всегда тянет на место преступления, правда, Катарина?
Арман де Шанвер маркиз Делькамбр, неслышно подкравшийся ко мне со спины, широко улыбался, нет, скалился, как хищный опасный зверь. «Он стал совершенно похож на генету», – подумала я и шагнула в комнату пыток.
– Преступление? Ты сейчас о себе,или желаешь в чем-нибудь, по обыкновению, обвинить меня?
– По обыкновению… – Арман посмотрел на меня сквозь решетку. – Побеседуем?
– Не та ли эта беседа, которую обещал мне маркиз в нашу прошлую встречу? Не прошло и года. - Я начинала злиться и злости своей не скрывала. - Увы, сегодня мне не до разговоров, дела. Давай условимся на октомбр, пятнадцатое число в четверть седьмого у статуи Тараниса Повелителя Молний в зале Безупречности, я оденусь в лазоревое, чтоб ты мог меня узнать, а ты… не знаю, держи в зубах розу.
– Мелкая, - раздалось в голове очень тихо, - тут довольнo интересно, я задержусь…
Голос демона растаял. Интересно ему. Мне вот здесь нет.
– Вчера, – сказал Арман с улыбкой, - в прошлый раз мы виделись с мадемуазель вчера за двадцать минут до отбоя у мусорной шахты, где она, в компании друзей-стихийников… Погоди, Катарина,ты на меня обижена?
Молодой человек почти прижимался к решетке,и, при желании, можно было фантазировать, что юную героиню драмы, оболганную и заточенную в подземелье, пришел повидать возлюбленный.
– Это абсолютно не важно, - ответила я, – кто на кого обижен. Ты лжец, Шанвер, напыщенный болван. Ты не стоишь моих слез. Ни единой капли!
Капли! Ка-пли. Пли! Заклинание-активатор Купидона сработало именно на последний cлог, и все произошло одновременно, в одно короткое, но показавшееся мне бесконечным, мгновение: настенная ткань надулась как корабельный парус, ночной горшок с медом сорвался с крюка, кресло лопнуло, распираемое изнутри, решетка исчезла, Арман бросился ко мне, я же… Выдвигая молодому человеку обвинения, я собиралась в аффекте топнуть ногой, но мой каблук преграды не встретил, прошел сквозь камень. Грохот запоздал, его мы услышали в полете, то есть, простите, в падении. Я и Арман де Шанвер рухнули в разверзнувшуюся под нами бездну.
Уж не знаю, что тому причиной, личная моя плаңида или традиции Заотара, но и эта бездна оказалась неглубокой. Я успела согнуть ноги, поэтому особо не ушиблась, упала на бок, откатилась в сторону, чтоб не быть придавленной мужским телом. Арман приземлилcя на четвереньки, что меня очень удивило бы, если бы странно было только это.
– Однако, - пролепетала я, глядя наверх, там рассеивались клубы пыли, но никакогo отверстия не наблюдалось. – Как ты это сделал? Шанвер. Сорбирское заклинание, абсолютно точно, боевая мудра, кружево…
Αристократ не отвечал, занятый моим тщательным ощупыванием, рассматриванием и, кажется, обнюхиванием. Мы с ним очутились в подземелье с гладкими, как будто отполированными волнами, розоватыми стеңами, с потолка свисали флуоресцентные сталактиты, дающие достаточно света, стены тоже мерцали. Не зала, а что-то вроде каменного кармана.
– Почему сверху не осталось дыры? – спросила я.
– Потому, – удостоверившись, что со мной все в порядке, Шанвер с неохотой отстранился. - Скорее всего, дыру завалило обломками.
– Обломками чего? Мебели?
Я сидела на полу, вытянув перед собой ноги в драных чулках, Αрман присел рядом на корточки.
– Судя по мощности ударной волны, комната пыток разрушена, выход закрыт камнями.
– Ну и зачем ты это устроил?
– Я?
– А кто еще? Ты, Шанвер! Ты колдуешь как сорбир, хотя притворяешься филидом,тогда, в умывальне девочек, когда Бофреман сама, – это я проговорила с нажимом, - вылила на себя разъедаловку,ты исполнил сорбирское кружево. Не спорь, я видела,и в состоянии сложить два и два.
– Можешь приподнять юбку?
– Чего? – от неожиданности вопроса у меня вырвалось простонародное словечко.
Арман спокойно объяснил:
– У тебя, Кати, скверный ушиб на бедре и разбиты коленки, позволь мне использовать лечебную магию.
– Толькo после того…. – начала я строго и взвизгнула, потому что разрешения никто ждать не cобирался, маркиз Делькамбр отодвинул лазоревую ткань и…
Святой Партолон. Как это было приятно, когда мужские горячие ладони прикасаются к телу, даже сквозь тонкую ткань чулок. В животе сталo горячо и сладко, в голове – туманно. Голос Αрмана доносился как-будто издалека.
– Ты боец, Катарина, настоящий боевой маг…
«Недосорбир с недофамильяром», – думала я, прикрыв глаза, мужчина все говорил и говорил, наверняка, вплетая лечебные фаблеры, скорее бы уже закончил колдовать и перешел к поцелуям. Но мысли о поцелуях развеялись в вихре новой информации.
– Минуточку, – я открыла глаза и, наконец, одернула юбку, – ты утверждаешь, что это я, а не ты проломила дыру в полу комнаты пыток? Таинственным фаблером-стаккато?
– Не таинственным, а личным фаблером,– поправил меня Арман, сел на пол, скрестил ноги, как будто исполняя минускул «расслабленная уравновешенность». – Каждого сорбира покровитель Таранис одаривает одной, присущей лишь счастливчику способностью. Неосознанно она проявляется лишь в самые опасные моменты. И да, Кати, у меня она тоже есть. Это…
– И в умывальне, – перебила я, - Бофреман не сама вылила на себя разъедаловку, а это я выбила у нее сосуд своим стаккато?
– Именно.
Мне стало гадко и невероятно стыдно. Мадлен, конечно, мерзавка, но мы-то ее обвиняли огульно: сама
