Ещё более Дикий Запад - Екатерина Лесина
Да чтоб их всех! Я тоже не могу в них стрелять! Они же не виноваты!
И что? Мы вот так умрем?
Глупо?
Нелепо? Страшно?
Я не хочу!
– Милисента? – Чарльз поднялся и взял меня за руку.
А что я? Я ничего. Я… я ведь не дракон. Здесь. Это там у меня и крылья, и чешуя, и, наверное, даже обаяние драконье, или как оно там называется. А тут… Я нащупала флакон на веревочке. Может… нет, ничего.
И приближаются.
Люди-мертвецы, пусть даже пока живые. Медленно. Сбиваясь в толпу.
– Похоже, вариантов не осталось, – мрачно произнес Эдди. – Если что… вы же помните? Я еще не шаман. Я только учусь.
– Учись скорее, – рявкнул Дик, закатывая рукава. – А то и вправду пришибем кого, неудобно потом получится…
Эдди вытащил костяную дудочку и поднес к губам.
Он дунул.
И по залу прокатился ветер. Я точно знаю, что ветер. Весенний. Тот, который приходит с востока, принося на крыльях своих морскую соль и надежду, что зима отступает.
Дождь.
Легкий. Ласковый. Под таким так и тянет кружиться. И я, когда была еще маленькой и не знала, что леди не танцуют под дождем, кружилась, запрокидывала голову, ловила ртом сладкие капли. А еще смеялась, просто так, без причины, потому что на душе было радостно.
И петь хотелось.
Солнце. Весной оно ласковое. Оно разливает свет, которого становится так много, но все равно недостаточно. И я помню теплые лужи на подоконнике, запах прогретого дерева.
Сундук.
Книга.
Тихий скрип половиц. Голос мамы, что доносится откуда-то издалека. И я замираю над страницами…
Я заставила себя открыть глаза.
Нет ветра. И дождя тоже.
Нет солнца.
Есть зал, полный людей, которые замерли, слушая эту невозможную музыку. Они стояли и слушали, и из глаз их текли слезы. И я тоже, кажется, плакала, но это не имело ровным счетом никакого значения. Главное, что я боялась лишь одного: что музыка эта прервется.
Я знала, что так и будет.
Так должно.
Но все равно боялась. Наконец Эдди выдохнул и произнес:
– Достаточно.
И тогда я все-таки разрыдалась.
Глава 32,
в которой все почти завершается
Тело Змееныша вынесли на улицу. Чарльз потер руки и поднял их, выпуская Силу. Пламя выкатилось, обняло труп, и по саду поплыл мерзковатый запах.
– Вот и все, – тихо сказал Странник.
– Думаешь?
Огонь горел, и поддерживать его предстояло долго, но Чарльз был готов. Он опустился на кованую лавочку. Светало. Почти погасли огоньки в бумажных фонариках, и сад, полный теней, выглядел заброшенным.
– Надеюсь. – Странник тоже присел. – Мои люди наведут порядок.
– Их хватит?
– Теперь? Да. Многие, скажем так, предпочитали держаться в стороне от конфликта. Выжидали. И теперь примут верное решение.
Но найдутся и другие, те, что поддержали Змееныша.
Странно. Был человек – и нет человека, а есть удушливый черный дым.
Августа спала. Еще тогда, когда заиграла эта выворачивающая душу музыка, она заснула. И Чарльз сам отнес ее в какую-то комнату, где нашлась кушетка. На кушетку и уложил. А Милисента пообещала присмотреть.
И там осталась.
С ними же остался Эдди. И еще Орвуд, хотя без него можно было и обойтись. Следовало признать, что Орвуд раздражал. Но сейчас сил на раздражение не хватало.
Странник заговорил вновь:
– У дяди много знакомых. И почти все были недовольны происходящим. Так что там, в городе, с радостью примут очередные перемены.
От Странника пахло подземельями. Сейчас Чарльз улавливал этот запах весьма отчетливо.
– Перемены будут… серьезными?
– Дядя полагает, что нельзя и дальше оставлять город Совету. – Странник смотрел на огонь. – Когда-то… наш дед надеялся, что здесь, на новом месте, он создаст новое общество. Совершенное. Идеальное. Где все будет по справедливости.
– У нас в клубе тоже про такое говорили.
– В клубах вечно говорят о какой-то хренотени.
– Мы вообще-то думали мир изменить.
– Поздравляю, тебе это удалось, – хмыкнул Странник.
Ветер потянул дым по земле, а Чарльз, глянув на кости, подкинул пламени Силы. И огонь побелел. Жар от него сделался почти невыносимым.
– Издеваешься? – тихо спросил Чарльз.
– Факт констатирую. Город перейдет под власть короны. Будет заключен договор. Думаю, договоримся о статусе вольных земель. Дядя станет наместником.
– Не ты?
– Я… – Странник закрыл глаза. От жара его волосы поднимались над головой, но он терпел. – Я не хочу. Рано или поздно, но придется, конечно… еще многое сделать надо. О девушках вот позаботиться…
Их много, девушек, растрепанных, растерянных, каких-то несчастных, словно пребывающих в полусне. Ими тоже нужно будет заняться.
– Найти родных, у кого есть. Пристроить прочих. Да и вообще… с рабством разобраться. Не дело это.
– Бордели открыть? – не удержался Чарльз.
Странник лишь пожал плечами. Мол, кому-то и с борделями дело иметь придется. А какой город без злачных мест?
– Потом суды опять же… пересмотреть дела. Там же все в одной куче, и уголовники, и те, кто просто мешал. Понять, что с мастерами стало. Лицензии опять же… вещь по-своему хорошая, но тоже надо будет решать, как сделать так, чтобы не во вред.
Он тяжко вздохнул и пожаловался:
– А мне вниз хочется.
– Зачем?
– Чтоб я знал. Просто тянет. Подземники, может, и ушли… и она права, не нужно искать их. Только город остался. Его бы исследовать.
– Аккуратнее, – предупредил Чарльз. – Эти города опасны.
– Закрыть стоит, ты прав. Но и исследовать тоже. Если отворачиваться и делать вид, будто чего-то там нет, оно ведь не исчезнет.
Наверное, он был прав, Странник императорской крови.
Но больше разговаривать не хотелось. И Чарльз молчал, подпитывая пламя Силой, пока на земле больше ничего не осталось от человека, которого он ненавидел.
Наверное, ненавидел.
На душе было пусто, будто кто-то там, внутри, взял и прогрыз дыру. И когда пламя погасло, Чарльз еще долго сидел, пялясь в никуда. И заснул. А проснулся от прикосновения.
– Привет, – сказала Милисента.
Переоделась.
А ей идет этот диковатый безумный наряд. И на Востоке… на Востоке будет сложно. Там женщины не носят брюк, а еще револьверов. Точнее, носят, но крохотные и в ридикюлях, а не на поясе.
– Привет. – Чарльз улыбнулся.
В бездну первозданную этот Восток. Он ведь… он ведь может остаться в городе. Почему нет? Странник не откажет. Ему нужны будут толковые люди, а Чарльз вполне себе толковый, пусть даже и граф. Он многое знает, а чего не знает, тому научится.
Учитель?