Комплекс крови (СИ) - Анастасия Ильинична Эльберг
Лицо брата окаменело.
— Ты снова пила его кровь? Или я тебя не предупреждал?
— Но мне хочется вспомнить…
— Зачем? — Он обернулся к ней и потряс за плечи. — Что такого притягательного в прошлом, Терпсихора?!
— Ты лгал мне! Почему ты не рассказывал о том, что спас меня от своего отца?!
Тристан отшатнулся. Румянец на щеках сменила болезненная бледность. Терри ожидала чего угодно, но короткий ответ брата ее шокировал.
— Так хотел доктор Родман.
— При чем здесь доктор Родман?..
Улыбка вернулась на лицо Тристана, и он снова взял ее под руку.
— Для того, чтобы узнать и это, крови его сына не хватило? Что же, понимаю. Я расскажу тебе все, Терпсихора. Но потом не говори, что жалеешь об услышанном.
— Не пожалею, — пообещала она.
Бальный зал был полностью готов к торжеству. Отсюда унесли лишние вещи, старые шторы сменили, полы натерли до блеска. Послезавтра большие хрустальные люстры загорятся, и под ними будут кружиться мужчины в смокингах и женщины в бальных платьях.
— Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель, — заговорил Тристан.
— И что же мы будем танцевать без музыки? — удивилась Терри.
— Что-нибудь из того, что ты писала до обращения. Ты писала музыку, Терпсихора, и очень неплохую. И пела.
— Лучше, чем сейчас? — спросила она с надеждой.
— Ты и теперь хорошо поешь. Что до совершенства — всегда есть, к чему стремиться.
Тристан приобнял сестру за талию, и они закружились по залу.
— Мы путешествовали по миру чуть больше года, — начал он. — Встречали рассвет в египетской пустыне. Жили в индийских ашрамах. Ели в лучших итальянских ресторанах. Смотрели корриду в Испании. Каждую ночь проводили в объятиях друг друга. Надеюсь, что ты была счастлива. Потому что я был очень счастлив. Но мое счастье закончилось однажды утром в номере парижского отеля. Я проснулся в одиночестве. Искал тебя всюду, пусть и знал, что не найду: ты хорошо умела прятаться. Чужие документы, чужое имя — и ты уже на другом конце света. Знаешь, о чем я подумал? Может, ты беременна от меня и не хочешь мне рассказывать? Я подумал, что ты уехала для того, чтобы избавиться от нашего ребенка и остаться свободной. Но позже я понял, что такой исход был практически невозможен.
— У меня не могло быть детей? — осторожно спросила Терри.
— Я вернулся в Треверберг, — продолжил Тристан, проигнорировав вопрос. — Жил, где придется, работал, где придется. И искал тебя везде и всюду, Терпсихора. Искал каждый день. — Он остановился и опустил голову. — До встречи с тобой я не знал, что такое счастье, и поэтому моя жизнь меня устраивала. А по возвращении я был знаком и с другой жизнью. Нет ничего ужаснее, чем упасть с небес на землю в один миг.
Терри подняла руку для того, чтобы погладить брата по щеке, но он отстранился.
— Прости меня, — прошептала она.
— Не нужно. Я думал об этом после обращения. Ты не могла поступить иначе. Ты, как и я, не знала другой жизни. Только и делала, что бежала. От себя.
— А что было потом? Как ты познакомился с папой?
— Оказался в приемном покое с диагнозом «передозировка», конечно же. К другим последствиям такие истории не приводят.
— Присядем, — предложила Терри.
Она подвела Тристана к одному из стульев, оставленных рабочими, подождала, пока он устроится на нем и заняла соседний.
— Я говорил тебе, что меня нашел отец. Это не совсем правда. То есть, нашел-то меня отец. И он же привез в приемный покой. Но именно доктор Родман убедил его в том, что я должен стать… — Брат расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и сделал пару глубоких вдохов. — Его первым сыном.
— Интересно, что доктор Родман сказал отцу.
Тристан усмехнулся.
— О, поверь, он умел убеждать. Мог убедить владыку тьмы в том, что в Аду недостаточно сковородок, хотя их уже пихать некуда. Не знаю точно, что он сказал отцу, но тот согласился. А о том, что было после, ты, наверное, догадываешься. Ты видела комнату.
— Ты жил в ней первое время после обращения? Но почему?
— Я считал, что тот, кто так легко упустил свое счастье, не заслуживает лучшей участи. Это в очередной раз подтвердило слова отца… моего настоящего отца. О том, что я никто.
Терри прижала ладонь к губам, приказывая себе не плакать, но слезы уже катились по щекам.
— Отец — наш отец — уже знал мою историю. Он понимал, что я пережил серьезное потрясение, поэтому темы прошлого мы не касались. Он приходил ко мне, поил своей кровью, успокаивал. Мы много разговаривали. — Губы Тристана тронула улыбка. — Первое время после обращения я не мог рисовать, и это меня пугало. Стены ты, конечно же, тоже помнишь. Но он говорил, что отчаиваться не нужно, и все пошло на лад. Не плачь, Терпсихора.
Он взял сестру за руку и поцеловал ее запястье. Терри всхлипнула.
— Однажды ко мне заглянул доктор Родман, — продолжил брат. — Я не видел его больше двух месяцев и был очень удивлен тем, как он изменился: побледнел, под глазами появились темные круги, двигался как смертельно больной человек. Мы завели странный разговор. Он хотел, чтобы я нашел его дочь, ребенка женщины, с которой он жил здесь, в Треверберге, до брака с Велурией Родман. После рождения девочку отдали в приемную семью. Он следил за ней издалека, посылал деньги, умудрялся доставать ее фотографии. Когда я увидел один из снимков, то сперва решил, что у меня помутился рассудок.
— Это была я, — закончила Терри. — Это было мое фото, да, Тристан?
Брат кивнул.
— Твое. Доктор Родман сказал, что мы можем объединить усилия, и тогда у нас больше шансов на успех. Разумеется, я согласился помочь, но при условии, что это будет нашей маленькой тайной. — Тристан усмехнулся. — Маленькой. Если бы кто-нибудь знал, во что это выльется в итоге.
— Так… отец ничего не знал?
— Нет. Об этом не знает даже твоя настоящая мать.
— А почему доктор Родман ей ничего об этом не рассказывал?
— Ну как же. Уважаемый ученый с кристально чистой репутацией. И вдруг — ребенок, рожденный вне брака. Почему твоя мать не захотела тебя воспитывать — это вопрос другой, и его нужно задать ей.
Терри расправила тонкие кружева, украшавшие декольте сшитого Эльваром платья.
— Значит, я — дочь Альберта Родмана, — сказала она. — Альберта Родмана — и…
— … и Девины Норвик. По крайней мере, так она называла себя раньше. Я ее не видел — и, надеюсь, не увижу.
Ее рука замерла на
