Как стать счастливой! - Мария Казакова
«Как благородно», — горько усмехнулась я про себя и подавила рыдание.
Никогда еще мне не было так больно слышать это слово — уходи. Неужели это мой конец? Конец нашей истории? Конец нашего пути? Мне хотелось кричать, кричать о том, какие они все глупые, странные, невозможные, как я устала, как я хочу, чтобы меня услышали, поняли. Но все эти крики были бы напрасной тратой времени. И я сказала другое:
— Теперь Я обещаю вернуться за тобой, — развернувшись и посмотрев на Дара, проникновенно сказала я, полная решимости. — Я не сдамся! Я вернусь за тобой, второй сын Жакона Дарующего чего бы мне это не стоило! — я улыбнулась через боль, и подошла еще ближе, так близко, что смогла встать на носочки и легко коснуться заледенелых губ, которые не ответили на мой поцелуй.
Глаза Дара не выдавали даже удивления. Ему просто было все равно. А вот мне нет. Я хотела нет, я страстно желала, чтобы он вспомнил. И он обязательно меня вспомнит. Я желала, чтобы он вновь смеялся надо мной, издевался, утешал меня, спасал, держал в своих объятьях. Я ХОТЕЛА! А если человек чего-то хочет, значит, он обязательно это получит! Я собрала волю в кулах, смахнула слезы и гордо выпрямила спину.
Кто еще "пробудит" его кроме меня? Кто еще спасет его мир? Это буду я. Я вам обещаю!
Замок я покидала в полном молчании со смешанными чувствами и мыслями. Но у меня снова вдруг появилась цель: МНЕ НУЖЕН ГАР!
Новое предсказание и знакомый дом
Сколько я брела по убегающей в город дороге? Не помню. Я чувствовала, что мне пробили грудную клетку. Перед внутренним взором стояло безразличное лицо Дариана, и от этого я прижимала мокрые от слез ладони к месту, где должно было биться сердце. Но оно, казалось, не билось. Хотелось добраться до души и вырвать, тяжело осесть и вывернуть ее наизнанку, потому что боль была невыносимой. Интересно, Творец на небесах слышал, как мой хрусталь разлетелся на осколки? Я чувствовала себя брошенной, преданной и совершенно разбитой.
«Я осталась одна?»
Дорога вильнула в сторону. Или это шатало меня.
«Больше их никогда не увижу?»
И, наверное, больше не увижу света, потому что в глазах стремительно темнело. Или не в глазах?
«Он больше не заговорит со мной?»
Хотя почему. Словами «человек, человечка», он ко мне все-таки обращается. Но…я уже не могла без наших перепалок, без наших насмешек друг над другом. Я не хотела терять все это, словно ничего не было.
«Не улыбнется мне?»
Сердце сжалось. Сейчас я была на все готова, ради его улыбки…
— Девушка, с дороги! Девушка!
Почему я не услышала подъезжающую карету? Ночь медленно, но верно вступала в свои права, и тьма разлеталась вокруг. Меня вели только огни города впереди, я и дороги-то под ногами уже не видела.
Мне пришлось поспешно отскочить с пути, пропуская карету, которая, не уехав далеко, остановилась. А из окошка выглянула пожилая дама в огромной сиреневой шляпе с цветами. Щурив глаза, явно имея очень плохое зрение, она силилась разглядеть меня, но не выходило. Скрипучим голосом, она обратилась к кучеру:
— Нерон, кто тут у нас шляется по такой темноте?
До города уже было не так далеко. Я надеялась добраться до полуночи.
— Какая-то молодая мисс, — громко крикнул молодой паренек и обратился уже ко мне. — Залезайте в карету. Моя госпожа всегда рада попутчикам, а вы еще и босая, — упрекнул он меня, словно был намного старше и мудрее, хотя все ведь было наоборот.
Не выдавить слабую улыбку я не могла. Отказаться — тоже. Ноги стали ватными, ступни болели, спина не хотела разгибаться, а еще я все же боялась идти рядом с лесом в столь поздний час, поэтому подхватив платье, я с благодарными словами, присоединилась к даме в карете. На душе было точно так же, как и в подвале Гара. Тихо и мертво.
Свет от небольшого светильника слабо освещал тесное пространство, забитое сумками и чемоданами, но я хорошо видела пожилую даму, что сидела передо мной и опять же щурилась. Вблизи она выглядела еще загадочнее, облаченная в такое же сиреневое необъятное платье. Морщинистое лицо, не закрывающиеся губы и тяжелое дыхание. Цвет глаз я никак не могла распознать, казалось, что они были выцветшими.
— Добрый вечер, мадам, — пересохшими губами прошептала я, с удовольствием поджимая под себя ноги, несмотря на приличия. Только заболеть мне не хватало. — Спасибо, за то, что остановились и предложили подвести меня.
Ее глаза после моих слов, широко распахнулись и невидящим взором уставились на меня.
— Ааа, — выдохнула дама так, как будто и не заметила моего присутствия рядом, и зашевелила сухими, обескровленными губами. — Это ты! — подняла она свой иссохший с возрастом палец. — Поспеши!
— Вы куда-то торопитесь? — не поняла ее я. У меня начинала болеть и кружиться голова, поэтому я слышала ее, словно через толщу воды. Мои руки вспотели, а ноги наоборот были холодными, как лед в замке Косака. — Сказать вашему кучеру, чтобы он поторопился?
Мне и самой хотелось поскорее добраться до Гара. Я чувствовала, что болезнь меня одолевает. Кажется, я серьезно простыла.
— Поспеши, — повторила она, и нахмурила седые брови. — За тобой идут. Ты должна запомнить, — она резко подалась ко мне и схватила за колени, отчего я дернула ногами и свалила стоящий со мной рядом большой саквояж.
Посыпались книги, сминая страницы, украшения, мне придавило ногу, и я больно ударилась макушкой об крышу, когда карета подпрыгнула на ухабине. Да что же это такое!
— Мадам мне больно! — вымолвила я, пытаясь вернуть на место упавший мне на ногу саквояж, но дама вцепилась в меня мертвой хваткой.
— ТРИ ПТИЦЫ! ОНИ УКАЖУТ ТЕБЕ ПУТЬ! — захрипела она, закатывая глаза, впиваясь в мои руки своими костлявыми, пальцами. И только тогда я осознала, что дама была слепой! Озноб прошел по всему моему телу, я сдерживалась из последних сил, чтобы не оттолкнуть ее, потому что в карете вдруг стало ужасно тихо, даже стука колес не было слышно. Я видела перед собой только сиреневую огромную шляпу, что плыла перед глазами.
— Мадам, о чем вы говорите? — часто моргала я, надеясь, увидеть снова старческое лицо. Какие птицы? Какой путь? — Вам плохо, мадам?!
— Иди! Тебе уже пора! — слышала я хриплый, срывающийся голос. — Птицы, не
