Медленный яд (СИ) - Магдеева Гузель
— Ты меня хоть когда-нибудь любил?
Молчу. Нет, не любил, мне с тобой было хорошо. Только я тебе не скажу об этом ничего, чтобы окончательно не растоптать самооценку.
— Алин, я ее люблю, — и это признание самому себе, а не ей.
Оно выбивает из легких воздух, как после удара под дых.
Чертовски неожиданно, но если задуматься, то ничего удивительного. Я и раньше по ней сох, только то, что сейчас между мною и Влади куда сильнее влечения пиздюка к симпатичной девчонке.
— Мразь ты, Поддубный.
Она резко поднимается, натягивая на себя водолазку, джинсы. Я отворачиваюсь, позволяя одеваться ей не под моим взглядом, — единственное, что я сейчас могу для нее сделать.
— Вызвать тебе такси?
— Сама справлюсь.
Она достает чемодан из недр большого шкафа, раскрывает его и быстро пихает туда свои вещи.
Кидает, даже не глядя, то и дело вытирая лицо тыльной стороной ладони.
Я помогаю ей — помогаю ли? — подкидывая мелочи, мимо которых она проходит, не замечая. Расческу, крем для лица в тяжелой стеклянной банке, розовый ежедневник с пайетками.
Ощущение неловкости заставляет уйти на кухню. Включаю чайник, пялюсь в окно. Там, за спиной — Алина уходит из моей жизни навсегда. Где-то впереди, через несколько кварталов от дома, Влади, к которой тянет всей душой, хоть прямо сейчас срывайся и едь. Хлопаю руками по карманам в поисках мобильника, но не могу его найти. В машине, что ли, оставил?
Второй час ночи, слишком поздно для визита.
Молния на чемодане громко чиркает в тишине. Все, как предупредительный в воздух, следующим будет уже хлопок входной двери.
Прислоняюсь к косяку, когда Алина мимо проходит. С этим чемоданом мы с ней летали в Москву — так давно это было, точно сто лет назад. Наклейки с пометкой «Домодедово» все еще обвивают черную ручку.
— Прощай, Поддубный. Надеюсь, ты будешь счастлив с ней и никогда не пожалеешь о своем поступке, — в голосе столько яда, которым она прикрывает унижение, что можно отравить слона.
Но я заслуженно терплю, опуская голову ниже, разглядывая свои босые ноги.
— Прости, Алин, — но она уже уходит, оглушительно закрывая за собой дверь, так, чтобы услышали соседи на два этажа выше и ниже.
Контрольный.
Телефон я нахожу в коридоре, между ботинок. Экран горит черным, ставлю на зарядку, пытаясь реанимировать мертвеца.
Черт, и давно он отключен?
Неприятно сосет под ложечкой, и когда я включаю его, понимаю, почему.
Сим-карта не работает, и потому сейчас у меня в руках не мобила, а обыкновенный электронный кирпич, показывающий только время.
Заебись.
В два часа ночи симку не восстановить, и я пытаюсь вычислить, когда в последний раз держал мобильник в руках. Могла ли с тех пор Влади написать мне?
Хер его знает, столько дней мы обходились без слов, с чего бы ей вдруг решиться написать сегодня?
Ладно, до завтра стерпит. Еще минут сорок торчу в горячем душе, прогоняя кровь по телу, заставляя гудящие после выступления мышцы расслабиться. До Нового года еще немного, и я решаю, что встречу его с Влади. Похер, что я не особо люблю этот праздник, но хочу, чтобы под боем курантов она стояла рядом со мной.
С этой мыслью я и отправляюсь в кровать, засыпая даже раньше, чем голова успевает коснуться подушки.
Глава 38. Александра
Утром я с трудом открываю веки.
Вроде бы вчера обошлось без слез, а глаза — заплаканные, опухшие, состояние разбитое.
На свое отражение в зеркале ванной комнаты даже не смотрю, умываюсь холодной водой, чтобы хоть как-то прийти в тонус.
Мне нехорошо, — привычное состояние последних месяцев. Голова трещит от мыслей, и почти все они об одном. Илья, он что, такой же, как все? Как Кирилл?
Пару дней назад со мной, вчера с Алиной?
Я только успеваю сложить его образ заново, сделать цельным, как он тут же распадается на кусочки. Какой на самом деле Илья?
— Чужой, — подсказываю сама себе. В телефоне ни звонка, ни сообщения, на часах семь утра, за окном темень. В доме через дорогу на пятом этаже мигает гирлянда, переливаясь цветными огнями, и я, как завороженная, не могу отвести от нее взгляда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Красный, синий, желтый, зеленый. Мигнет, совсем погаснет, начнет светиться заново. Даже эта гирлянда сейчас выглядит куда живее, чем я.
«Живая? Звонил?»
Катька.
Не отвечаю ей, не находя сил, просто откладываю телефон в сторону. В большой белой кружке чай, заливаю его в себя, чтобы согреться, так и не отходя от окна.
Смотрю вниз, на припаркованные машины, и так до отчаяния хочется, чтобы одной из них оказался синий «Мерседес», только нет его здесь и вряд ли предвидится. Сообщение в телеграме так и висит непрочитанным.
«Босс еще не приехал, телефон недоступен», — не унимается Катька.
Может, домой к нему съездить? Вдруг с ним что-то случилось?
Потеряв одного любимого мужчину, страшно, что и с другим может что-то случится.
«Что? Я сейчас действительно так подумала?”
Отбиваю сообщение подруге с просьбой сообщить, когда объявится ее начальник и снова смотрю в окно.
Гирлянду уже успели выключить, и серый, унылый рассвет заползает во двор, растекаясь по грязно-белому снегу.
До Нового года десять дней. Обычно в это время я уже точно знала, где мы будем праздновать с Кириллом. Нарядное платье висело в шкафу, на маникюр и укладку записана за два месяца наперед.
Купить мандаринов, что ли? Чтобы дома пахло кисло-сладко.
Одеваюсь быстро, спускаюсь вниз и возле самого подъезда сталкиваюсь с Федоровым. Он не сразу узнает меня, и на пару мгновений я испытываю искушение сбежать.
— Саша?
— Вы так часто ходите ко мне, что я могу решить, будто Вы собрались за мной приударить, — вместо приветствия произношу я.
На мгновение он удивляется, а потом смеется, прижимая к ушам ладони в кожаных перчатках:
— Вижу, тебе стало лучше.
— Да, спасибо.
— Не сильно отвлеку, если поднимемся наверх? Или у тебя планы?
— Да какие планы, — отмахиваюсь, — в магазин собиралась.
Мы возвращаемся назад вместе, в лифте неловко молча и расходясь в разные стороны. Смотрю на сменяющие друг друга цифры этажей, пытаясь угадать, какого черта сюда принесло Федорова.
— Это тебе, — разуваясь, протягивает он темный целлофановый пакет, достаточно увесистый. Благодарю, раскладывая на кухонном столе содержимое, и кривлюсь.
Среди прочего — мандарины, большой пакет. Оранжевые шарики с веточкой, точно только сорвали с дерева.
Бывает же.
— Вы просто так, навестить, или еще остались неподписанные мною документы?
Ставлю перед ним чашку с чаем, не спрашивая о вкусах и пожеланиях. Кофе все равно нет.
Когда видишь дома людей, с которыми трудишься в одном офисе, кажется, будто за тобой подглядывают сквозь замочную скважину. Неловко и неприятно.
Не только мне, Федорову, кажется, тоже. Он отодвигает от себя чашку и вздыхает:
— Я пришел не просто так.
Сдерживаюсь, чтобы не съязвить. В его присутствии так и тянет говорить неприятные вещи, и я пытаюсь понять, когда это началось? Еще летом мы могли нормально общаться с мужчиной, а сейчас хочется отпускать колкость за колкостью.
— Ты с Ильей давно виделась?
— Кажется, мы недавно это обсуждали, — хмурюсь я, скрещивая на груди руки.
При имени Поддубного неприятно колет что-то внутри, но я надеюсь, что на лице это никак не отражается.
Федоров смотрит на стену, куда-то выше моей головы и, пожевав губы, продолжает:
— Наши с ним взгляды на политику фирмы сильно разошлись.
— Я помню, Вы говорили.
— Но все не так просто. Если бы мы просто не ладили с Ильей, то Бог с ним, я закрыл бы глаза на его поведение. Но он пытается свернуть с правильного пути не только меня, но и остальных учредителей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— А можно не загадками?
— Хорошо, скажу проще. Если мы не объединимся с «УютСтроем», в ближайшее время фирма начнет терять деньги, причем большие. Скворцов объявил нам тайную войну, мы у него как кость, поперек горла стоим. Уже сейчас это чувствуется по объектам, а дальше только хуже будет. Пока не поздно, нужно сливаться с более мощными, обеспечить себе подушку безопасности, и продолжить работу как ни в чем не бывало. Летом вступят изменения в закон о долевом строительстве, перед новогодними каникулами президент должен подписать документы. С вводом эскроу-счетов пробиваться станет еще сложнее, у нас просто не будет собственных средств на строительство, только заемные. А это кредитование и все, что с ним связано: проценты, пользование чужими деньгами. Мы так попадем, Саша, что мало не покажется.