Ненаписанное письмо - Игорь Толич
Тогда я просто чеканил шагами черный асфальт, придерживал твою руку на моем локте, одергивал Чака, чтобы он лишний раз не лез к прохожим, и вел абстрактные разговоры о том, что меня мало тревожило, и о чем мы оба могли спокойно говорить.
Пообедав у Фила, мы спустились к реке.
В этих краях до декабря обычно держится плюсовая температура днем, потому река еще не замерзла, и мы любовались ее ровным течением с набережной. Чак, не найдя ничего интересного в таком досуге, со скучающим видом вертел ушами.
Мы с тобой, Марта, стояли близко-близко. Ты прислонила голову к моему плечу.
Время скользило неслышно по безликой, обутой в холода безлюдной набережной, по нашим лицам и телам. С каждой секундой его оставалось все меньше, потому что время — невосполнимый ресурс, который мы тратим все больше не на решения, а на поиски тех самых решений, которые иногда не спешат приходить.
Мне понадобилось почти пять мучительных месяцев, чтобы встретиться с пониманием того, ради чего стоит жить и есть ли в этом мире хоть что-то, за что можно уцепиться. Будда, поселившийся в моем сердце, чей лик я отныне носил на шее, призывал отказываться от своих прихотей и страстей, чтобы выйти из круговорота бренности и обрести внутренний Свет.
Но я так и не смирился с тем, что безбрежный космос Бога может принести мне спасение и приведет к большему, чем может мне дать земная любовь.
— Что ж, — сказал бы Учитель, добродушно щуря свои глаза-миндалины, — значит, твои дни на земле еще слишком молоды. Став старше на одну жизнь, ты снова воззришь к праведному Пути. А сейчас ты просто вернешься к человечеству и будешь его маленькой частью.
— Я надеюсь быть хотя бы не худшей его частью.
— Это уже немало.
До следующей жизни…
И, может быть, там я снова встречу Пенни, как она того хотела. Ее душа и телесность обретут единство. И мы попробуем остаться близкими друг другу. Кто знает…
Быть может, Чак повторно станет моим лучшим другом, но уже в человеческом обличье. Он будет мои товарищем, сыном, братом, отцом — доверенным человеком, чтобы наравне со мной дарить свою заботу, делиться своим опытом. Кто знает…
Быть может, Крис будет жить не так далеко. Быть может, мы вместе увидим горы, пустыни и экзотических красавиц. Будем курить траву, будем драться в шутку или всерьез. Будем героями или разбойниками, или теми и другими сразу. Кто знает…
Быть может, мама останется со мной живая. Я вспомню ее глаза из прошлой жизни, которые сейчас совсем забыл. Но там, в моем новом будущем, мне не придется забывать. Не придется прощать ее за ошибки, в которых никто не виноват.
Кто знает, что мне предстоит на новом витке Сансары.
Все это, если и случиться, то когда-то потом.
Потом…
Сейчас рядом со мной была ты, Марта, мой верный пес Чак и еще нерожденный ребенок, которому я вознамерился дать свою фамилию.
Я нащупал в кармане коробку с кольцом. Достал ее. Открыл. Вытащил кольцо из прорези и протянул тебе.
— Примерь.
Ты посмотрела на меня так, будто бы я предложил тебе раздеться в общественном месте.
Неловко вытерев ладони о пальтовую ткань, ты приняла из моих рук сверкающее украшение.
— На какой палец?
— Продавец сказал, что должно подойти на безымянный.
Ты критически осмотрела свои затекшие конечности, потом зачем-то облизала фаланги на безымянном пальце и попыталась продеть его в узкое отверстие, которое было ему явно не по размеру. Однако твоя настойчивость победила — кольцо с горем пополам заняло положенное место.
— Теперь только вместе с пальцем отрывать, — сказала ты так, словно говорила не о себе, а подтрунивала над какой-нибудь приятельницей, не очень близкой, что нестрашно обидеть.
Ты ведь все еще не верила в то, что случилось.
— И что теперь? — спустя несколько минут спросила ты.
— Мы помолвлены, — констатировал я.
— Я не так себе это представляла.
— Кольцо?
— Предложение.
— А я никак не представлял, — сказал я. — Но рад, что это случилось.
Внезапно ты схватила меня за воротник и вжалась лицом в мою грудь.
Ты рыдала, а я просто обнимал тебя и не стремился поскорее завершить эту истерику. Тебе нужно было выплакаться, а мне нужно было решишься сказать самое главное, чего я еще не говорил тебе с тех пор, как возвратился в этот город.
— Я люблю тебя, Марта. Это единственная причина, почему я уехал и почему вернулся назад. Больше нет других причин.
Процитировав вслух самого себя, я почувствовал, что замкнул наконец длинную дугу поисков, которые высосали из меня подчистую все силы, что я был уже не в состоянии находиться в собственной телесной оболочке. Она стала мне тесна и противна, если я не мог дотянуться до того, что действительно любил. Я только теперь понял, что лишь в любви живет осмысленность к настоящему, тот самый краеугольный камень любой жизни — ее понимание и богатство.
Любовь отражается в бесчисленном калейдоскопе форм, перемещаясь в хитроумных завитках судеб, течений и чувствований. Любовь одна на всех, но уникальная в каждом своем рождении. Мы — ее родители, и мы же ее дети. Потребители и генераторы. Две стороны одной монеты, которая непрерывно крутится.
Сансара.
И, повинуясь ее законам, витки земного странствия невозможно прервать ничем, кроме выхода к богу.
Потому завершив один этап единого круга, я ступил на тропу нового. И, конечно, он не был устелен передо мной лепестками лотоса, но был полон моей огромной веры, что радость и боль неизменно чередуются до тех пор, пока я существую.
А наши с тобой радость и боль, Марта, чередуются до тех пор, пока существуем мы оба.
23 октября
Ты умерла 24 декабря в 23:15 при родах, не дожив до Рождества всего 45 минут.
Если верить официальной статистике, при современных возможностях медицины вероятность такой смерти составляет менее одного процента: буквально 10–12 случаев на 100 тысяч родов. Однако риск существенно возрастает, если роды преждевременные: порядка 23–25 %.
И как-то так вышло, Марта, что
