Мечты о морозе - Келли Сент-Клэр
Фиона раскладывает материал на полу в гостиной. Она проводит меня через процесс измерения, резки и нарезания нитей. Джеки и Сандра совершенно не заинтересованы и играют в карты, сидя на деревянных сундуках, потому что стулья и другая мебель были накрыты и убраны. Они болтают между собой о переезде в первый сектор. Путешествие займёт три дня. Большая часть пути преодолевается на упряжках, а последний день — на повозке или пешком. Они говорят так, будто всё, что они делают, это пьют в течение трёх дней. Сандра жалуется на езду в упряжке с похмелья.
Фиона время от времени заглядывает мне через плечо и во время очередного осмотра делает замечание по поводу моих неровных стежков. Она хватает ткань, чтобы исправить мою плохую работу. В животе снова забурчало, это мой момент. Я оттягивала его всё утро. Если я подожду ещё немного, я сама себя отговорю.
Я выхожу из комнаты и направляюсь в ванную. Когда я добираюсь туда, коридор, кажется, начинает сужаться. Стены пульсируют в такт биению сердца, застрявшего в моём горле.
Я спешу в ванную и закрываю дверь, опускаясь на пол. Я зажимаю голову между коленей, пытаясь выровнять дыхание и очистить голову, зная, что если я задержусь слишком долго, кто-нибудь придёт проверить меня.
Оттолкнувшись от стены, я встаю и направляюсь к зеркалу.
Мои движения тяжёлые, усталые, а воспоминания донимают мой разум, заставляя каждый шаг воспринимать как сотню. Кассий отрезает мне волосы, мать смеётся, когда меня хлещут охранники, её крики, когда она бьёт меня головой о землю, пятилетний Оландон плачет, когда мне ломают ногу.
Подкатывает желчь. Я закрываю рот дрожащей рукой и несколько раз сглатываю, прежде чем поворачиваюсь лицом к зеркалу.
Я рассматриваю маленькую, скрытую вуалью девушку передо мной. Она выглядит напуганной и беспомощной. Внезапная уверенность в том, что я не смогу снять вуаль, овладевает мной. Мне не хватает сил. Я слишком слаба — недостаточно хороша.
Я — девушка, которая лежит на полу и которую бьют.
Слёзы застилают глаза. Я наклоняюсь вперёд к столику под зеркалом. Я знаю, что должна сделать, так почему я не могу просто сделать это? Мать права, я никогда не буду достаточно сильной, чтобы править.
Мысль пробивается сквозь мою нарастающую панику. Я поднимаю голову и снова смотрю на девушку. Возможно, я могу притвориться, что это Кедрик снимает вуаль, как он сделал в лесу. Моя вспотевшая рука едва дергается на боку. Голова снова опускается.
Затем я думаю о Джоване и ночи, когда он ворвался в мою комнату, требуя поведать о своём брате. Я стояла спиной к стене, и он сорвал с меня вуаль, как срывают бинт, прилипший к коже.
Быстро, резко, без раздумий.
Я выпрямляюсь и снова смотрю на тяжёлую чёрную вуаль, закрывающую моё лицо. Под этим жалким кусочком материала скрывается лицо, которое я, одновременно, жаждала и боялась увидеть. Эта ткань похожа на башню, в которой я была заперта в течение десяти лет своей жизни.
Пришло время стать свободной.
Дрожащей рукой я хватаюсь за край грубой ткани и с глубоким вздохом срываю вуаль.
Мир не подвластен времени, пока я смотрю на невозможное зрелище, передо мной.
У меня голубые глаза.
Мой заторможенный ум пытается понять, что это значит. У Кедрика были голубые глаза, как и у Джована, Фионы, Джеки, всех делегатов. У всей ассамблеи.
На Гласиуме у всех голубые глаза, но у Солати… у них карие, зелёные или серые глаза. И никогда — голубые. У моей матери были карие глаза, как и у моего отца.
Я смотрю на них и хочу, чтобы они изменились, стали карими, как у моих братьев. Но они остаются прежними. Яркого, разрушительного, проклятого голубого цвета.
Заторможенная часть моего разума улавливает это, и в одно мгновение всё, что я знала, истины моей жизни, что у меня есть братья, что я Солати, испаряются, как капля воды на горячей земле.
Мои глаза принадлежат Бруме.
Я — Брума.
ГЛАВА 29
Так много мыслей проносится в голове. Я не могу быть Брумой, я рождена в Осолисе.
Так вот почему я носила вуаль всю свою жизнь. Так и должно быть. На моём лице нет ничего неправильного, кроме этого. Любой, кто увидел бы меня в Осолисе, узнал бы об этом. Я зажмуриваюсь, испытывая облегчение, когда оскорбительные голубые глаза исчезают из моего поля зрения. На самом деле я ничего не знаю о времени, связанном с моим рождением, только то, что мне рассказали. Очевидно, ложь.
Либо моя мать не была моей матерью, либо мой отец не был моим отцом. Или это может быть какой-то странный врождённый дефект? Мысль о Татум, взявшей ребёнка, который не был её, была такой же нелепой, как и мысль о том, что у неё был секс с Брумой. Возможные варианты нагромождаются друг на друга в моём сознании, накапливаясь и раздавливая меня под собой. За мгновение до того, как потерять контроль, я упираюсь руками в стену и сосредотачиваюсь на каменной текстуре под ними.
Были ли Оландон и близнецы моими братьями? Был ли у меня кто-то в этом мире? Не удивительно, что Король отреагировал с таким ужасом. Моя мать обманывала два мира, держа это в тайне. Народ не поддержит это.
Я снова открываю глаза, и моё дыхание становится прерывистым. Я больше не могу смотреть на это зрелище, сокрушающее сердце. Я опускаю вуаль и, спотыкаясь, отступаю назад. Бортик ванны упирается мне под колени, и я подаюсь вперёд, чтобы не упасть. Раскинув руки в стороны, я врезаюсь в зеркало, и громкий треск пронзает ванную комнату, как нож.
Я стою на коленях, упершись руками в пол, когда распахивается дверь. Группа моих стражников врывается в дверь и опускается рядом со мной.
Фиона проталкивается через них.
Мой язык тяжёлый и онемевший.
— Мне жаль, — глубоким голосом говорю я.
Фиона останавливает меня и заставляет встать, чтобы осмотреть мои руки и ноги. У меня порезы на всех предплечьях, от того, что я пыталась защитить лицо. Дамы восклицают по этому поводу и велят стражникам спустить меня в гостиную, где они смогут вытащить стекло. Проблема в том, что мои ноги трясутся слишком сильно, чтобы идти.
Старший стражник, который никогда не теряет своего профессионализма, поднимает меня на руки и относит вниз по лестнице. Дамы воркуют надо мной, я таращусь и молчу, пока они промывают мне руки. Несколько раз они пытаются вовлечь меня в
