Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

Эржебет ликовала, узнав о победе Гилберта — она не меньше него разозлилась, когда Родерих предъявил права на маленького Людвига.

Родерих упирал на то, что он воспитывал его в бытность Священной Римской Империей, но Эржебет отлично помнил, как мало внимания доставалось ребенку от Родериха. А вот Гилберт несмотря на то, что бывал иногда и безответственным, и вспыльчивым, искренне любил брата.

В последнее время наблюдать за ними стало одним из ее излюбленных занятий. Она могла часами просто сидеть и смотреть, как Гилберт играет с Людвигом в солдатиков или учит его стрелять. В такие моменты душу охватывало странное ощущение: щемящая нежность, перемешанная с теплом. И ей казалось, что они уже почти семья. Но только почти. Эржебет все еще принадлежала Родериху, а с Гилбертом ее связывала лишь зыбкая ниточка чувств и желаний. Иногда в их разговорах нет-нет да всплывала тема выхода венгерских земель из состава Империи, Гилберт как всегда обещал Эржебет помощь. Но она колебалась, и сама себя ненавидела за это. Эржебет водила за собой в бой тысячи людей, сражалась с самыми могучими странами, наводившими ужас на всю Европу. Даже отложив меч, она не растеряла силу духа, сумела построить бывшую под ее началом прислугу в доме Родериха — ее боялись, уважали и не смели ослушаться. Но вот когда дело касалось чувств, железная Эржебет становилась слабой, беспомощной и совершенно терялась. Она словно шла по тонкому льду, который в любой момент мог треснуть под ногами, увлекая ее в холодную бездну под названием «А я тебя НЕ люблю!».

И все время над ней висел долг: ведь она в первую очередь должна думать не о своих желаниях, а о нуждах народа. Мнения в сейме Эржебет разделились, радикалы считали, что нужно воспользоваться слабостью Родериха и отвоевать независимость. Они ссылались на Италию. Малышка Аличе, к удивлению Эржебет, сбежала из дома Родериха и тот не смог вернуть ее назад силой оружия. Хотя, конечно же, сама она ни за что бы на такое не решилась без поддержки бойкой старшей сестры и Гилберта, который за последние годы по-своему привязался к лучшей подруге брата.

Но Эржебет слишком долго жила с Родерихом, чтобы не понимать — он отпустил Аличе достаточно легко, потому что не сильно нуждался в ней. А вот сама Эржебет уже так просто уйти не сможет. С потерей венгерских земель придет крах всей Империи. Она это понимала, Родерих тоже и, Эржебет даже не сомневалась, что он попытается ее удержать любой ценой. Даже если для этого придется перебить половину ее населения. За прошедшие годы он уже не раз доказывал, что каким бы эстетом ни был, кровь ради Империи он прольет без колебаний.

Поэтому Эржебет поддержала умеренную партию и помогла им составить документы, отражающие требования венгров и проекты по переустройству Империи. Несколько дней назад чиновники передали их Родериху, и сейчас Эржебет направлялась к нему, чтобы узнать ответ. Хотя формально она должна была явиться в его кабинет, чтобы дать отчет о сборе урожая. Но кого сейчас волнует какая-то пшеница?

Эржебет остановилась перед знакомой дверью кабинета. Сколько уже раз она видела эти створки за последние века, и сколько менявших судьбу Эржебет решений принималось за ней… Она глубоко вдохнула и громко постучала, через пару мгновений раздался голос Родериха, приглашавшего ее войти.

Сначала они действительно обсуждали урожай, но по рассеянности, с какой Родерих слушал ее отчет, Эржебет сразу поняла, что пшеница его не интересует. Главный разговор пойдет о другом.

— На этом все, — закончила она и выжидающе взглянула на Родериха.

Он задумчиво причмокнул губами, казалось, вообще не расслышав ее последние слова. В комнате повисла тишина: Родерих нервно перебирал лежащие перед ним бумаги, Эржебет терпеливо ждала. Он достал из кармана кружевной платок, промокнул выступивший на лбу пот, медленно убрал платок назад, с особой тщательностью сложив его. Затем поднялся с места и церемонно поклонился Эржебет.

— Фройляйн Хедервари, я официально прошу вашей руки, — произнес Родерих, четко выговаривая слова.

Ошарашенная Эржебет на мгновение застыла, глупо хлопая глазами.

«П… Предложение?»

Она даже не сомневалась, что Родерих будет предлагать ей различные уступки, лишь бы она осталась в Империи. Положение его было критическим, и Эржебет настроилась вытребовать для себя как можно больше — ей было даже интересно, насколько далеко Родерих готов зайти, чтобы удержать ее. Но предложения руки и сердца она никак не ожидала.

— На правах моей супруги ты получишь полную автономию в составе Империи. — Родерих сел и продолжил говорить, как-то даже слишком быстро, едва ли не сбивчиво, иногда коверкая слова. — Вместе мы создадим новую Австро-Венгерскую Империю. Ты будешь управлять своими землями без моего контроля, я верну тебе полную власть над территориями, которые ты когда-то завоевала: Словения, Хорватия и прочие… Твой язык станет государственным. Больше никакого насильственного насаждения немецкой культуры не будет. На правах моей жены ты войдешь в европейское общество… Ты будешь свободной страной. Единственное общее, что у нас будет, это финансы, армия и внешняя политика.

Родерих замолчал и перевел дух.

— Но если мы поженимся, нам ведь придется исполнять супружеский долг. — Слова вырвались прежде, чем Эржебет успела сообразить, что говорит.

Но она была так изумлена щедростью Родериха, что мысли путались, и на язык попало то, что на самом деле волновало ее больше всего. Ей придется стать женой Родериха в самом что ни на есть прямом смысле. Брак между странами мало чем отличался от брака людей, ведь не зря же они были так похожи на них…

— Хм. — Родерих поправил очки и даже слегка покраснел. — Полагаю, что от долга никуда не деться… Но если я тебе противен…

Тут он мягко улыбнулся.

— Я не буду тебя принуждать.

— Вы мне не противны, — глухо ответила Эржебет. — Но…

Она проглотила невысказанные слова, но по лицу Родериха было ясно, что он знает, о чем она умолчала.

«Но я люблю другого…»

— Мне нужно подумать, — с трудом выдавила Эржебет.

— Да, конечно, я понимаю. — Родерих медленно кивнул, заметно помрачнев.

Эржебет забрала у него бумаги с подробным описанием их будущего союза и быстро покинула кабинет.

«Вот ведь, — думала она, шагая по коридору, — мне сделали чрезвычайно выгодное предложение и о чем же я в первую очередь подумала? О том, что не хочу спать с Родерихом! Просто чудесно! Не о том, как мы будем делить земли, не о совместных финансах и армии, а о постели… Тьфу! Дура!»

Она открыла папку с документами, принялась читать на ходу, с каждым словом убеждаясь, что предложение действительно очень выгодное. Эржебет замерла посреди коридора. Ей надо было на что-то решиться.

«Нужно расставить все точки над «и» в наших с Гилбертом отношениях. Я должна понять, кем я буду, если заключу союз с ним, а не с Родерихом…»

Через час Эржебет уже задумчиво наблюдала, как за окном вагона меняется пейзаж — времена изменились, и теперь она держала путь в Берлин в комфортабельном поезде.

Пуля попала точно в центр мишени, прошла насквозь, оставляя за собой дымящуюся дырку. Гилберт выстрелил снова. А затем еще раз и еще. Это помогало спустить пар после утреннего разговора с Бисмарком, хотя правильнее это было назвать не разговором, а скандалом. В последнее время любая встреча Гилберта с канцлером заканчивался руганью и едва ли не дракой. Гилберт не мог простить ему мира с Родерихом. Он наконец-то смог наголову разбить давнего врага, путь на Вену был открыт — можно было разом покончить с Австрией. А у другой части войск Гилберта была отличная возможность двинуться в сторону Венгрии. На этот раз Эржебет бы наверняка его поддержала, вместе они бы развалили Империю Родериха. Но Бисмарк в такой замечательной ситуации, настоял на заключении мира. Он много говорил о европейском равновесии, о том, что, если Империя развалится и населяющие ее народы станут независимыми, это слишком сильно дестабилизирует обстановку в регионе. Бисмарк настаивал на том, что выгоднее просто ослабить Родериха, а затем сделать из него послушного союзника. Гилберт отчаянно спорил с ним, кайзер и генералы поддерживали его. Но канцлер не зря получил прозвище «железный», ему удалось добиться своего. И, как бы Гилберта не бесил «старик Отто», он невольно проникся к нему уважением. Он всегда презирал слабость в любом проявлении, и был рад, что стоящий во главе его земель человек не какая-то там тряпка, как бывало в былые времена — после смети Фридриха Великого, Гилберт уже не надеялся получить сильного лидера. Вот если бы еще этот лидер не был таким же упрямым и неуступчивым, как сам Гилберт…