Франциска Вульф - Рука Фатимы
– Спасибо! Большое спасибо, я… – Толуй заикался от волнения. – Я так мечтал об этом и… не знаю, что сказать…
Эта сцена растрогала Беатриче. Своей брызжущей через край энергией и неуемным энтузиазмом юноша напомнил Беатриче саму себя в молодости. Когда она поступила в медицинский институт – работала в то время практиканткой в больнице, – прямо прыгала от счастья. Все отделение – сестры, больные, даже врачи – поздравляли ее и отметили с ней это событие.
С тех пор прошло десять лет… Что осталось от того энтузиазма, от ощущения избранности? Немного: она выполняет свою работу и делает это с удовольствием. Однако с таким же успехом она могла бы работать и в универмаге. Теперь постарается помочь Толую не растерять юношеской увлеченности.
– Надеюсь, что буду хорошей наставницей для тебя. Но ты должен знать, что не скоро сможешь лечить больных. До этого тебе придется много потрудиться, Толуй.
Сама она два года потратила на занятия довольно скучными, как ей тогда казалось, дисциплинами – физикой, биологией, химией – и лишь потом увидела своего первого пациента. Иногда заглядывала в студенческий билет, чтобы убедиться, на медицинском ли факультете учится. Но здесь, в Тайту, ей не надо придерживаться учебных планов. Здесь она сама себе декан, может составить учебную программу для Толуя по своему усмотрению.
– Ты будешь по-прежнему ходить со мной в больницу, – продолжала она. – Сначала станешь только наблюдать, а я буду тебе объяснять каждое свое действие. Постепенно, шаг за шагом, начнешь работать самостоятельно. Поскольку у нас здесь нет учебников, буду рассказывать все, что знаю о строении человеческого тела, функциях организма и о разных болезнях. Ты будешь все запоминать, а я – время от времени проверять твои знания и твои способности. Это трудно. Часто ты будешь недосыпать ночами, а может быть, и вообще не спать, редко видеться с братьями и друзьями. Когда они будут веселиться, ходить на охоту, ты будешь сидеть со мной и учиться.
«Что ты плетешь? – спросила себя Беатриче. – Ведь мальчик собирается не в монастырь – он хочет изучать медицину».
И все-таки ее поучения не лишены смысла. Когда-то именно так воспринимала она свою тогдашнюю жизнь: другие развлекались, а она корпела над учебниками. Медицина – это профессия, требующая незаурядного прилежания и терпения. Она взглянула на Толуя.
– Ну как, не раздумал?
Толуй не сводил с нее восторженного взора.
– Да, наставница! – произнес он не колеблясь. – Работа меня не страшит. Я хочу стать врачом!
Беатриче улыбнулась и протянула ему руку.
– Другого ответа я и не ожидала.
Это правда: Толуй – умный и работоспособный юноша, он-то справится. А вот справится ли она, выдержит ли дополнительные нагрузки? Вспомнив, что до своего путешествия во времени ей нередко приходилось работать сверхурочно, засомневалась.
«О, Беа, зачем ты взваливаешь себе на плечи эту работу?!» – спрашивала она себя.
– Если можно, наставница, мы начнем уже сегодня. Я сейчас…
– Погоди, Толуй! – Хубилай положил ему руку ему на плечо. – Потерпи до завтра, и тогда начнете занятия. Один день ничего не решает.
– Да, отец, один день не решает, поэтому мы можем начать сегодня…
– Ты слышал, что я сказал! – строго перебил его Хубилай. – Так и будет! А сейчас можешь удалиться.
На лице юноши появилось такое разочарование, что Беатриче стало его жаль. Но перечить Хубилаю, да еще в присутствии сына и брата, – на такое она не отважилась бы и во сне. Да и устала так, что вряд ли у нее нашлись бы силы дать сегодня полноценный урок.
Явно недовольный, Толуй их покинул.
– Этот мальчишка упрям, как ишак, – заметил Хубилай, когда Толуй вышел. – Все хочет делать по-своему, меня не слушается. Иногда мне кажется, что я говорю в пустоту.
«Как он похож на отца», – подумала Беатриче и тут же спохватилась, поняв, что имела в виду не Хубилая, а Джинкима.
– Думаешь, сможешь держать его в узде?
Сейчас Хубилай не хан, не правитель огромной империи, а просто заботливый отец, желающий своему талантливому и своенравному сыну того, чего желают все отцы на свете, – чтобы он был счастлив.
– Великий хан, – Беатриче слегка поклонилась, – я несколько дней наблюдала Толуя, работая с ним в больнице. Он умный и быстро выучится. Быстрее, чем другие. Самый большой его недостаток – нетерпеливость. Но он скоро сам поймет, что в медицине нет места спешке, – ему придется пройти тот же путь, который проходили поколения врачей до него. Хубилай кивнул:
– Думаю, ты права. Мне кажется, тебя не просто обвести вокруг пальца. Неплохо бы обломать рога молодому бычку. Разрешаю тебе наказывать его, если сочтешь необходимым. – Он передернул плечами и хлопнул руками по бедрам. – А теперь, когда мы заключили наш союз, давайте скрепим его кумысом.
Хан поднял крышку пузатого сосуда, стоящего рядом с ним, и деревянным черпаком налил беловатую жидкость в кубки. Джинким и Беатриче подняли сосуды в ожидании тоста Хубилая.
– За наш союз! Да помогут боги моему сыну и его наставнице!
– За наш союз.
Беатриче выпила глоток и подавилась, чуть не выплюнув это пойло.
Жидкость по консистенции напоминала сироп, отдающий прогорклым маслом, – какой-то процент алкоголя с привкусом чего-то такого… ни с чем не сравнить. «Должно быть, это любимый монголами напиток из кобыльего молока», – решила Беатриче.
Когда-то в журнале она прочла статью, посвященную кумысу. Конечно, тогда и не думала, что придется его отведать, но лучше бы не предлагали… В этот момент больше всего на свете хотелось выпить просто воды, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. «Надеюсь, мне не придется пить все до дна, – с отчаянием думала она. – Еще один глоток – и меня вырвет…»
Но как отказаться, не обидев хана? Он уже, нахмурившись, испытующе смотрел на нее.
– Почему ты не пьешь? Ты не хочешь выпить за наш союз? Хочешь прогневить богов?
– Нет, не то чтобы, но…
Как выйти из этой неприятной ситуации?
«Говори правду, – подсказал ей внутренний голос. – Ты беременна, а при беременности алкоголь вреден. А что тебя тошнит от этого кумыса, Хубилаю знать не обязательно».
– Прошу извинить меня, великий хан. Не хочу показаться невежливой, тем более прогневить богов, но Ли Мубай категорически не советовал мне пить горячительные напитки. Сказал, что это очень опасно для жизни будущего ребенка.
Лицо хана смягчилось, он даже улыбнулся.
– Ну что ж, это простительно. Я уважаю тебя – мне понятен страх за ребенка, которого ты носишь под сердцем. А чтобы не прогневить богов, Джинким осушит твой бокал за тебя.
