Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж
– Но ты знаешь много, очень много.
– О чем, например? – усмехнулась она нервно.
Мак неторопливо раскурил сигару – ждал вопроса. Теперь беседу умело вел он; покрывались серым налетом гаснущие угли.
– О «Фаэлоне».
– Твой «Фаэлон» известен на весь Уровень.
– Это неправда. – Невозмутимое выражение лица не шелохнулось – ложью Мак довольствоваться не собирался. – Ты также знаешь вещи, которых знать не должна. О том, например, что я – Великий Охотник.
Лайза сглотнула насухо – рот пересох. Заметил. Он, конечно, заметил, кто бы сомневался? А ведь она действительно проговорилась случайно и по-глупому.
– Как ты будешь это объяснять? – продолжался медленный и спокойный допрос – так уверенно и не спеша движется на груду металла многотонный стальной пресс. – И как объяснишь тот факт, что знаешь расположение комнат в моем доме?
– Я их не знаю!
– Ложь, знаешь. Я не рассказывал тебе, где находится кладовая, когда попросил принести из нее инструменты. И также не говорил, где располагается туалет, а ты даже не спросила – просто отправилась туда, будто до того ходила сотню раз, даже выключатель хлопнула ладонью, еще не повернув.
– Просто типичное расположение комнат.
– Нетипичное. Этот особняк строился на заказ.
Пресс приближался.
– А откуда такое хорошее знание о профессии Эльконто?
Он и это заметил?!
– Я ничего не знаю о его профессии!
– Верно. Но ты даже не спросила, кто такой Эльконто, а ведь его фамилия при тебе ни разу не звучала.
Лайза сглотнула. Ее не просто прессовали – ее медленно и неотвратимо сминали. Она любила такого Мака и ненавидела его. Ненавидела, конечно, понарошку, на самом деле любила. Но теперь слова кончились – он подметил слишком много. Он слишком умен, слишком наблюдателен, слишком… Все слишком. А она об этом почему-то забыла.
– Что еще ты хочешь знать обо мне?
Ее грустная усмешка и его холодный ответ.
– Всё.
– Так посмотри досье, ты же можешь.
– Я уже посмотрел, – он даже не считал нужным врать. – Видишь ли, ты знаешь, с кем общаешься, а я – нет.
– Думаешь, я представляю для тебя угрозу? Я просто женщина, и в моем прошлом нет никаких тайн.
– В этом я убедился, и все же тайны есть.
Мак набрал полный рот дыма и принялся медленно его выпускать; сигара пахла ароматно, сигара-презент.
Она знала, что вечер закончится этим? Нет. А если бы знала? Не поехала бы.
«Но ведь когда-то это должно было произойти…»
Не сейчас, не теперь, никогда!
– Боишься меня? – вдруг взъелась Лайза. – Боишься, что я знаю о тебе больше, чем ты обо мне?!
– Не боюсь. Просто хочу понять.
– Понять что?
– С кем я общаюсь.
Она нахохлилась, защищаясь. Как будто и так непонятно, с кем он общается.
– А ты ведь знала, кто я такой, – вдруг усмехнулся Аллертон. Усмехнулся не зло, но и без доброты. – Знала, какой у меня характер, и все равно старалась приблизиться.
Да уж, знала. Мотыльки про огонь тоже знают и все равно летят.
– Знала, – ответила она тихо. – И знала, что ты можешь надавить.
– Я еще не давлю.
– Давишь. Это в твоем понимании «Легко наступать на горло» – почти то же самое, что и не наступать на него? Но дышать-то трудно.
– Так будь честна, тогда и дышать будет легко!
Они ругались? Она ушам своим не верила! Они ругались!
– А ты тряхни пожестче, чего уж там, ты же умеешь!
– Тебя – не буду.
– А что так? Сгреби за шкирку, запихни в машину и отвези к Халку…
– Так ты и про него знаешь?
– Я про всех знаю! – теперь она кричала. – Про всех, доволен? Ты ведь это хотел услышать – что я знаю больше, чем говорю? Да, знаю, да, больше, доволен?
Мак смотрел на нее прищурившись.
– Знаешь, а к Халку было бы проще.
– Да уж куда проще. Прожженный мозг, ослепшие глаза и порванные капилляры – делов-то! И вся информация у тебя в руках.
– Да, этот метод занял бы час.
– Так чего же ты? Чего ты сидишь?
Она не просто злилась, она завелась не на шутку; в какой-то момент стало все равно, что он подумает, – сам уже все рушит.
Лайза перестала нервно расхаживать по берегу, вновь уселась на стул, откинула плед прочь – романтика кончилась. А она покупала креветки, ездила за сигарой, она выбирала одеяла и стулья – все зря, все пошло не туда.
Берег из уютного превратился в стылый; занозой колола сердце боль.
Ей стало холодно и одиноко. Что дальше? Заберет ее к Халку? Просто соберется и уедет, предпочтет забыть о строптивой и лживой девчонке? Снова обзовет? Накажет молчанием и отсутствием звонков?
Она приготовилась ко всему, к худшему.
Справится. Она как-нибудь справится… потом… сможет. А после…
Наверное, не будет никакого «после», потому что в этой ветке она не приживется никогда.
Ей бы Портал… Все зря.
– Лайза…
Она не заметила, что Мак уже не в кресле, что он сидит перед ней и смотрит прямо в глаза.
– Лайза…
«Нет, уходи. Пусть все закончится, пусть все пройдет, и тогда будет не так страшно, будет уже больно, но не страшно…»
– Посмотри на меня.
Она дрожала. Не таким ей виделся этот вечер.
Ее подбородка коснулись теплые пальцы, надавили на него, заставили голову повернуться.
– Знаешь, почему я не везу тебя к Халку? – на камнях дымилась отложенная сигара. – И почему не хочу давить?
– Постарел, помудрел и сделался мягче?
Острота вышла не остротой – усталой и вялой попыткой отмахнуться от реальности, отдалить то, что предстояло услышать.
– Я просто хочу тебя понять.
– Зачем?
– Потому что это ты. И ты мне небезразлична.
– Зачем нам настолько глубокое доверие, Мак? Может, можем просто… дальше?
– Не можем.
Прозвучало не обидно, мягко. Так непослушному ребенку рассказывают о том, что, если он продолжит бить тарелки, есть станет не из чего. Констатация факта.
Лайзе медленно становилось все равно; проблем не избежать. Ветка кривилась, противилась, стремилась сбросить ее со своей взгорбленной спины. Столько стараний…
– Ты… Я расскажу, но ты не поймешь, никто не поймет…
«…То, что я чувствую».
– Ты не сбрасывай меня со счетов, я не дурак.
– Ты не дурак, и ты… поймешь… Просто это все между нами изменит.
В хорошую сторону? В плохую? Пробовать надо, а река правды холодная, ступня мерзнет уже на подходе, а туда надо целиком, надо сразу, чтобы потом или выплыть, или нет.
– Много страхов, да?
– Да.
Теперь она смотрела в его глаза и видела в них ту поддержку и теплоту, которую искала все это время. Надолго ли?
А ведь он прав, и он заслуживает правды. Иначе она никогда ему не объяснит ни того, кто учил ее водить, ни про Печать, ни про Эльконто, ни про «Фаэлон». Правда – самое сложное, что бывает в жизни, на нее нужны не просто силы – на нее нужно все, что есть: воля, решимость, упорство.