Вирджиния Кантра - Морской лорд
Магия селки? — подумала она.
Почему бы и нет?
Она обернула мех вокруг себя, словно пляжное полотенце — над грудью и в подмышки. Ее кожа покрылась мурашками. Она ощущала холод, однако, вполне терпимый. Она должна бы замерзать…
Биение ее сердца ускорилось. И затем она поняла. Она была другой. Трансформировавшейся. Ее изменило это путешествие по морю. Она задумалась, а будут ли ее глаза видеть в темноте, когда наступит ночь.
Ее живот заурчал.
Она спотыкалась о камни своими длинными неуклюжими ногами и нежными ступнями, прокладывая себе путь вверх по пляжу, в сторону деревьев, стоявших вдоль дороги, словно часовые. Ей нужна была обувь. Обувь, одежда и еда.
Она не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Несколько дней назад.
Когда она вышла из-под крон деревьев, начался небольшой снегопад. Мягкие, сырые хлопья растворялись на черном асфальте, смягчали очертания деревьев, стирая границу между землей и небом. Она тащилась вдоль обочины дороги, направляясь домой.
Она не хотела, чтобы ее увидели. Заметили. Что бы она сказала водителю, соседу, родителям ученика, если бы они остановились и захотели узнать, почему учительница первоклассников с острова шла по заснеженной дороге полуголая и завернутая в мех?
Думай об этом, как о ношении пальто, — говорил Конн.
Люси улыбнулась. Да.
Но память о Конне отзывалась болью в груди. Словно надавили на больную мозоль. Разбередили рану. Опустив голову, она сосредоточилась на том, чтобы просто передвигать ноги, одну за другой. Гравий терзал ее ступни. Живот свело судорогой. От голода у нее закружилась голова, она дрожала от усталости.
Почти дома.
Ей не надо было волноваться, что она может столкнуться с отцом. В это время суток он всегда был в гостинице.
Она заметила их ржавый почтовый ящик, немного покосившийся в одну сторону, с тех пор как Барт Хантер как-то ночью сильно врезался в него на своем грузовике. Шатаясь от истощения и облегчения, Люси повернула на дорожку к дому и поднялась по ступенькам на крыльцо. Ключ был спрятан под буйком в виде омара, стоящим у двери. Но когда она схватилась за круглую дверную ручку, та с легкостью повернулась, вместе с ее рукой.
К горлу подкатила ужасная тошнота.
Она проигрывала в уме слова Го: «Ты знаешь, что я с ними сделаю, когда доберусь туда? С жалким недоразумением в виде твоего отца. С отважными старшими братьями и их сучками».
Она всхлипнула и открыла дверь.
На нее нахлынули прежние запахи, старые воспоминания, плесень, гниль и старый ковер. В доме было холодно и тихо.
— Папа? — прохрипела Люси и откашлялась. — Папа?
Тишина.
С мечущимся сердцем, Люси закрыла за собой дверь. Она должна подняться наверх. Ей просто необходима теплая одежда и горячий душ.
Она задрожала. Ей надо позвонить Калебу.
Она прошла по темному дому на кухню, чтобы воспользоваться телефоном. На кухонном столе лежала буханка хлеба.
О, Боже, как же она была голодна.
Она схватила хлеб, разрывая полиэтиленовую упаковку, и запихнула ломтик себе в рот. У него был такой приятный вкус. Ее желудок потребовал еще. Продолжая жевать, она выхватила из шкафчика банку с арахисовым маслом и намазала второй ломтик.
Она позвонит Калебу через минуту. Всего лишь через минутку. Она ела стоя, как лошадь, вгрызалась в еду как животное, практически давясь в стремлении насытить свое тело. Вода. Ей нужна вода. Дотянувшись до кухонного крана, ее рука дернулась.
Она услышала скрип парадной двери, почувствовала порыв холодного воздуха, и застыла, держа руку под краном.
Она покраснела как сидящий на диете человек, которого застукали за полуночным набегом на холодильник, как пьяница, запустивший руку в шкафчик со спиртным. Как ее отец.
Она тяжело сглотнула.
— Папа?
Что-то упало. Со стороны холла послышались шаги.
Люси повернулась, плотнее натягивая вокруг себя котиковую шкуру, ее сердце замерло в груди. Она была дома. Ей не нужно было скрывать свою сущность или стыдиться ее. Ее матерью была селки. Таким же был и ее брат. Ее отец знал это.
— Сюда! Я на кухне, — позвала Люси.
Снова шаги. Барт Хантер появился в дверном проеме кухни, худой, потрепанный и посеревший как сплавной лес, вся жизнь, выбита и выхолощена из него много лет назад.
Его глаза округлились. Его рот широко раскрылся от удивления.
Улыбка Люси задрожала. Как и ее колени.
— Все в порядке, папа. Я действительно здесь.
— Что за чушь ты тут несешь? — сказал он.
Люси облизала пересохшие губы. Сглотнула.
— Я дома.
Позади ее отца стояла девушка. Белокурая девушка, с лицом… С ее лицом.
Сердце Люси дрогнуло. О, нет.
Девушка посмотрела на Люси всего лишь раз и замерла. Она вскрикнула и упала, оседая на пол в холле.
Люси прижала руки ко рту.
Барт повернулся как раз, чтобы увидеть, как кукурузная дева скользнула на пол. Он опустился рядом с ней на колени.
Он посмотрел вверх, на свою дочь, с искаженным от горя лицом, тяжелым обвиняющим взглядом.
— Что, черт возьми, ты с ней сделала?
— Я…
— Что ты сделала с Люси?
Пораженная, Люси смотрела, как он притянул лежавшую без сознания девушку в свои объятья, качая ее голову на своей груди.
— Папа, — прошептала она. — Это я — Люси.
Но он не слышал.
ГЛАВА 19
— Позволь мне прояснить это для тебя, — размеренно сказал Калеб. — Ты не только селки; ты — та, кого тут искали демоны. Дочь из пророчества.
Люси крепко зажала ладони между коленей. Они все приехали, как только она позвонила, вся ее семья. Первым, в своем полицейском джипе, приехал Калеб. Он отнес кукурузную деву, которая была без сознания, но еще дышала, на кровать Люси и убедил их отца не вызывать врача. Затем Дилан привез Реджину и Маргред, аккуратно управляя белым фургоном ресторана в условиях непрекращающегося снегопада.
Барт остался наверху с Люси, с другой Люси.
Остальные расположились в гостиной со стенами тусклого коричневого цвета: Калеб сидел на подлокотнике кресла Мэгги, лицом к двери, а Дилан и Реджина сели на диван. Рука Калеба лежала на плече Мэгги. Дилан обнял Реджину за талию.
Полный набор, отрешенно подумала Люси, они были как подсвечники на каминной полке или приспособления для камина, лежащие рядом с ним. Люси уселась на краешке своего сиденья, опираясь ступнями о пол. Вся обстановка удивительно напоминала семейный совет, который она прервала три недели назад.
Только на сей раз, она была частью всего этого.
На сей раз, она была в центре внимания.