Разожги мой огонь (СИ) - Май Татьяна
Редрик на том же месте в саду стоял. Ветер его волосами черными играл. Завидев меня, рванулся было навстречу, потом замер. Подошла к нему, заглянула в глаза. В них и ожидание, и страх, и нежность сплелись.
— Не могу я уйти, супруг, ведь очаг мой рядом с тобой. — Взяла его ладонь, приложила к своему сердцу. — И только здесь огонь горит, когда мы вместе.
Обхватил меня, прижал к своему большому и сильному телу. Не было больше запаха смолы и тлеющих угольев, а пахло теперь от Редрика просто — теплом и домом.
Отстранил меня чуть, заглянул в глаза.
— Твердо решила?
— Тверже не бывает.
— Ты о том не пожалеешь, Лисса. Никогда.
— Знаю, — улыбнулась ему сквозь слезы. Редрик пальцем вытер каплю, что по щеке побежала.
— Про какой там поцелуй Морок-то говорил, супруга?
Засмеялась, прильнула к Редрику, в кольце его рук уютно устроилась. Так и стояли, любуясь поднимающимся Отцом-Солнцем, а яблони тихо ветвями шевелили, шептали историю о хозяине вулкана и той, с кем его Изначальный Огонь венчал.еРедрик
* * *
У пристани на волнах корабль покачивался, поскрипывал, волны мягко о деревянные борта бились, перекрикивались матросы, готовясь к отплытию. Запах дегтя, рыбы и мокрого дерева ноздри щекотал.
— Не жалеешь, что родные берега оставить придется? — Редрик на меня смотрел. Непривычно было не видеть пламени в глубине его темных глаз. Нескоро еще к тому привыкну.
— Дом там, где сердце. А сердце мое, — дотронулась до груди Редрика ладонью, почувствовала крепкие удары, — здесь.
Седьмица прошла с той поры, как Редрик силы хозяина вулкана лишился. Говорили мы с ним долго да решили новую жизнь начать, за морем. Капитан корабля, с которым Редрик торговлю вел, как раз в дальние края собирался, согласился доставить нас к чужим берегам. Вещицы, что Редрик мастерил, все капитану продал, выручил за них немало. Вот сейчас и таскали матросы сундуки на борт. Мы-то налегке ехали: шкатулку мою с украшениями взяли, одежды два сундука, еще один с кузнечными инструментами Редрика да короб с секретом.
С Аланой я два дня назад попрощалась. Встретилась с ней на окраине селения, рассказала подруге правду. Узнав про Арвира, она только головой кивнула и губы побелевшие сжала. Просила написать, как устроимся, обещалась приехать. И хоть с подругой разлучаться второй раз за жизнь не хотелось, знала, что здесь и в окрестных селениях никакой возможности остаться нет.
— Готово! — крикнули с корабля. Поняли, что пора на борт подниматься.
— Заскучает Огневик, — сказала Редрику, когда короб железный резной в его руке качнулся.
Он хмыкнул только. Дух оставаться наотрез отказался. Решено было его с собой взять. А чтоб люд простой не пугать, для духа Редрик короб и выковал. С двойными стенками. С виду вроде сундука резного, а внутри с секретом: угли там томились. Огневик еще с ночи на них улегся. Ворчал сильнее обычного, что потускнеет за две седьмицы путешествия. Обещала ему, как прибудем да дом купим, самую большую печь отдать. Дух только после того затих.
Взошли на корабль. Матросы споро сходни убрали, налегли на весла, пока ветер не разгулялся, корабль качнулся и мягко по волнам заскользил.
Бросила последний взгляд на отдалявшийся берег и повернулась к Редрику, чтоб уж больше никогда назад не смотреть.
Эпилог
спустя пять лет
— Алий!
Услышала топот голых пяток, покачала головой.
— Мама!
Обернулась и не смогла сдержать улыбку. Без обуви, рубаха белая вся в карамели заляпана, как и штаны, ручонкой сын мордашку от яблочного сока утирает.
— Опять Огневик тебе сластей с кухни утащил?
Огневик нянькой был хорошей, да вот только в баловстве меры не знал. Раз дитя просит — надо дать. А так как дитя долгожданное, от большой любви рожденное, от огня, что нас с Редриком связал, оттого и отказа ему ни в чем не было. Помнила, как впервые поняла, что дитя под сердцем ношу. Счастливей нас с Редриком в тот день вряд ли кого сыскать можно было. Огонь меня излечил, или никакой хвори и не было — то лишь одним богам известно.
— Ты его, матушка, не ругай. Огневик мне показывал, как правильно яблоки запекать, — протянул сын, доверчиво глядя на меня голубыми глазами.
Подошла ближе, растрепала его черные кудри. Подняла бы на руки, да живот мешал.
— Отца зови ужинать, — сказала сыну, улыбаясь. — Он в своей мастерской и не слышит ничего. И про Огневика не забудь. — Последнее могла бы и не говорить. Алий с духом друзьями стали, едва сын говорить выучился.
— Я мигом! — протопотал вглубь дома.
— И обуйся! — крикнула вслед.
Выставила на каменный стол вареники с капустой, из печи гуся с яблоками запеченного достала, а на сладкое — пирог с вишней. Разлила по кружкам молоко парное.
Почувствовала, как дитя в чреве шевелится, замерла, закрыла глаза, погладила живот. Боги нас с Редриком своей милостью дважды одарили. Знала, что в этот раз дочь будет. Чувствовала. Уже решили, что Вестой ее наречем.
— Пахнет-то как, — услышала Редрика, а потом и почувствовала, как руки его располневший стан обвили. — Буянит дочка?
— К нам просится.
— Скоро уж, — губами шеи коснулся.
— Скоро, — выдохнула счастливо.
— Того-самого, свободен ли мой очаг-то? — ворчливо Огневик спросил, а сам с опаской на нас поглядывал. Ждал, будет ли нагоняй за то, что сластями Алия накормил.
— С нами неужто не посидишь? — спросила, как и всегда, у духа. То уже в традицию вошло.
— Посидит-посидит! — заявил Алий. Сын один башмак надел, второй в ручонке держал. — Огневик, оставайся!
— Ладно уж, — довольно засиял дух. — Посижу маленько. Но после — спать.
Обменялись с Редриком улыбками, он Алия на руки подхватил, усадил за стол, потом сам устроился. У Огневика свой стул имелся, Редрик ему выковал, чтоб духу сподручней было.
Отрезала гусятины, положила на тарелку Редрику, Алию и Огневику. Тот, хоть и не ел, традицию эту любил. А уж куда еду девал — то никому не ведомо было, да только в один миг исчезала она с тарелки. Алий каждый раз смехом заливался и пытался духа подловить, вот только все одно никогда не поспевал.
— Вкусно! — сын старательно вид делал, что голодный. Я только головой покачала да улыбку едва сдерживала.
— В булочную собираешься? — спросил Редрик.
— Посмотреть надобно, как каравай свадебный для дочери судьи испекли.
— Вместе пойдем, — тут же Редрик сказал.
— Зачем? Через два дома булочная ведь.
— Одной тебе ходить сейчас не след, — упрямо покачал головой. Знала: ежели уперся, лучше уж согласиться. — Без тебя неужто подмастерья не справятся? Не впервой.
Когда в селение — шумное, большое, процветающее — пять лет тому назад приплыли, Редрик сначала дом для нас купил, а потом сторговал еще два: один под кузню себе, другой — мне под булочную. Кузнец он был умелый, а я печь любила. Быстро знакомствами обзавелись. В желающих каравай свадебный испечь или какую диковинку заиметь недостатка не было. После уж и Редрик, и я подмастерьев взяли, потому как с работой не поспевали. Редрик себе еще и мастерскую в дальней части дома обустроил, там украшения из серебра, золота и самоцветов ковал.
— Справятся-то справятся, но судья человек нравный. Да и волнуется к тому же, вернется ли сын его до свадьбы.
— А там уж и еще до одной свадьбы недалеко, — хмыкнул Редрик. Обменялись понимающими взглядами.
Алана, подруга моя любимая, навещала нас с Редриком исправно. Родителям говорила, что знакомство свела на ярмарке с девицей одной, что за морем жила, и та ее в гости зовет. Староста Деян поначалу против был дочь отпускать, но как Алана сказала, что тогда в храм прислужницей пойдет, вмиг свои запреты снял.
Прошлым летом, когда Алана в очередной раз у нас гостила, увидел ее сын судьи, вернувшийся из дальних краев, да и голову потерял. А три седьмицы назад собрал дары свадебные да отправился в Ильштар, руки Аланы просить. Так что и любимая подруга скоренько рядом будет. О чем же еще мечтать можно?
