Трофейная жена для лорда-дракона (СИ) - Олеся Рияко
Дракон не думал дважды и даже не пытался понять, зачем он это делает. Желание забрать человека с собой, унести в небо, подальше от звуков кровавой расправы рабов над господами и облаками чёрного дыма от сгоревших дотла дворцов, просто появилось из ниоткуда и не требовало размышлений.
Дракон не думает мыслями, он думает чувствами.
Позже они летели долго. Высоко в небе, там, где жар пустыни почти не ощущался, а под ними проплывали оранжевые барханы и рыжие скалы, редкие оазисы и караваны, останавливавшиеся для того, чтобы узреть невероятное — полёт огромного чёрного дракона в ясном небе.
По началу казалось, что он мог лететь так вечно, не чувствуя усталости, но вместе с запалом битвы стала остывать и буря чувств, питавшая вторую ипостась Арвольда. Предчувствуя обратное превращение, дракон приземлился в пустыне и замер… уже не зверь, а человек. Растрёпанный, уставший и совершенно сбитый с толку всем тем, что произошло с ним за последние несколько часов.
— Получилось! — Завопил Исеф в небо, распластавшись возле него на песке. Он дышал часто, а глаза его горели, словно у сумасшедшего. — У нас получилось! Ха-ха-ха-ха!
Арвольд схватился за голову. Его мутило. Мир перед глазами юноши кружился, не останавливаясь, а в ушах звенело ни то от воплей Исефа, ни то от ветра, который надул в них там, наверху. Презрев дурноту, он с ужасом огляделся вокруг.
— Чему ты радуешься? Мы… чёрт знает где, посреди пустыни… без еды и воды… Мы не так все планировали!
— Но мы свободны! Посмотри на меня, Арвольд… мы свободны! — Исеф неуклюже поднялся и схватил Арвольда за плечо, то ли чтобы удержаться на ногах самому, то ли чтобы тот не свалился навзничь. — Пойдём. Думаю… думаю мы достаточно далеко от копей. Если прикинуть скорость, с которой ты летел… да… и направление… Мы не меньше чем в двух днях пешего пути! Они не отправятся нас искать в безжизненную пустыню после всего. О! Если кто-то и выжил из этих тварей, им предстоит очень долго зализывать свои раны! А даже если и отправятся, то откуда им знать куда? Мы летели по небу, мы не оставляли следов на песке, значит, мы в безопасности!
— Но я не знаю, куда я ле… летел. — Сказал Арвольд, едва сдержав рвотный позыв.
Пожалуй, если каждое превращение в дракона будет даваться ему так тяжело, он станет делать это только в случаях крайней необходимости.
— Это ничего. — Исеф широко улыбнулся и оглядевшись, махнул культёй в сторону конгломерата скал на горизонте. — Спрячемся от зноя за теми камнями и дождёмся ночи. По звёздам я без труда определю направление.
Однако, Арвольд, проследив за его рукой, посмотрел совсем не туда, куда указывал однорукий.
— Исеф.
— Что?
На грязной длинной хламиде, служившей мужчине единственным одеянием в районе поясницы быстро расплывалось ярко-алое пятно. Проследив за взглядом юноши, принц вдруг словно опомнился и с тяжёлым вздохом схватился за бок.
— Ох… небо… но это ничего… Ничего, Арвольд, я в порядке. — Он как всегда широко и белозубо улыбнулся, словно в подтверждение постаравшись выпрямиться и расправить плечи. — Пойдём. Нужно дождаться ночи, и я найду нам верную дорогу, вот увидишь!
Глава 48
Эту рану нанёс Исефу Арвольд.
Длинный рваный порез от пупка и до самой спины мог нанести ему только огромный коготь. Вероятно, это случилось в конце, когда дракон начал снижаться. Он ещё плохо владел своим телом, и посадку на песок вряд ли можно было назвать гладкой. Скорее это было плохо контролируемым падением.
— Не беда. Я выжил после этого, — с усмешкой выпалил Исеф, взмахнув в воздухе культёй, — что мне какая-то царапина!
И правда, после перевязки он стал выглядеть бодрее. Вот только ближе к ночи, когда они засобирались в путь, пока на небе было ясно видно звёздную карту, кровь отчётливо проступила на импровизированной повязке, и однорукий стал сильно бледнее.
Они шли всю ночь и нельзя сказать, что всё было плохо. Исеф смеялся и болтал без умолку, словно пытаясь убедить Арвольда в том, что всё действительно хорошо.
Он рассказывал о своём отце, суровом шахе Тазаре, которого до дрожи боялись работорговцы и морские пираты, а люди за хмурый вид и беспощадность к врагам Аджая прозвали Пустынным Медведем.
О том, что за дверьми своих покоев тот выращивал диковинные цветы, а по вечерам любил собирать там вокруг себя своих многочисленных детей и читать им сказки о дальних странах и великих воинах.
Рассказывал Исеф и о том, как сбежал из дворца, поссорившись с шахом. Как мечтал отправиться к дальним берегам, но нанятое им судно было захвачено пиратами. Как был продан погонщикам двуногого скота, попал в услужение к богатому торговцу, и был снова продан погонщикам за то, что влюбился в его дочь и попытался сбежать вместе с ней прочь от этого безжалостного самодура.
Как пытался сбежать и от них, после чего потерял руку и был за бесценок отдан кровавым господам в золотые копи Кабара, где чах и уже помышлял о смерти, пока не услышал от надсмотрщиков о необычном рабе, на котором невозможно поставить клеймо, потому что он не боится раскалённого железа…
Они шли ночами и останавливались на ночлег, пережидая жаркие дни. Вместе изнывали от голода и жажды, лишь по утрам собирая росу с остывших за ночь камней, но шли. И всё же Исефу было куда тяжелее.
К исходу третьего дня его рана стала плохо пахнуть, а тело охватил жар. Тогда на следующую ночь Арвольд понёс его на себе. Его страшила мысль о том, чтобы снова обернуться в дракона и продолжить путь по небу и он не решился предложить это Исефу. Тот был так слаб и словно таял на глазах. Арвольд боялся, что принц просто не перенесёт ещё одного полёта. Боялся того, что он сам снова сделает всё ещё хуже.
Исеф бредил. Ещё будучи в сознании, он научил дракона ориентироваться по звёздам, так что Арвольд знал в каком направлении двигаться, но оттого было не легче, ведь он оказался практически один на один с пустыней, жизни в которой не знал.
Исеф же разговаривал со своими братьями, о которых
