Любовь, ведьма и котики - Эля Рин
– То, что сначала ты выскочила откуда-то из-под крыльца и убежала во дворец, потом вернулась в панике и стала нас расспрашивать, не выходил ли кто оттуда, не дождалась ответа и снова убежала внутрь. И пропала.
– Короче, – я потерла виски. – Это звучит глупо. Сама знаю. Но фетишисты украли у меня футболку. А вы уже ушли. Пришлось просить одежду у Ангелины. Потом оказалось, что еще мне порезали джинсы. И они лопнули, как платье. Только на попе.
– Круто, – пискнула Барби. – А что за фетишисты?
– Я как раз пыталась их поймать! Выследила, выбежала за ними через запасной выход, гнала до середины парка, потом позвонила соседка и сказала, что кот сестры вылез на подоконник, окно открыто, он там гуляет туда-сюда, как по цепи кругом, и вот уже даже песнь завел, поэтому мне срочно надо домой, пока до сказки дело не дошло! И переодеться надо было. Простите. Вот так все разом.
– И фетишисты, и коты, – пробормотала Алла. Взгляд ее говорил: «Я тебе не верю, но расспрашивать не буду; пока не буду». – Какой насыщенный день.
– И не говори.
– А там внизу классный кофейный автомат, – сказала Барби. – И мы как раз прошли в полуфинал. Совпадение? Не думаю. Пойдемте же торжественно за это пить.
И мы пошли.
Глава 13,
в которой находится кое-что потерянное и теряется кое-что найденное
Домой я просто приползла. Фигурально. Хотелось бы натурально, но Марфа Пантелеевна бдила на своем посту, а мне не хотелось рушить ее квадратно-параллельный внутренний мир, в котором люди не ползают по полу подъезда, как задумчивые, утомленные солнцем удавы. А также утомленные двумя пробежками, дракой, предательской одеждой, тайнами кошачьего двора и прочими волнующими событиями.
Зато в квартире мне уже никто не мог помешать улечься прямо в прихожей, что я и проделала сразу, как только закрыла дверь. М-м-м. Почему я раньше не замечала, что этот коврик такой мягкий и удобный? Наверно, на нем чудесно спится…
– Евгения! – грянул откуда-то сверху голос Сигизмунда. – Что случилось?
– Ничего. – Я приоткрыла один глаз и увидела две кошачьих мордочки, обеспокоенно нависшие над моим лицом. – Я просто прилегла отдохнуть.
– Приляг куда-нибудь в более приличном месте, – Сигизмунд был неумолим. – Где-то через полчаса я ожидаю прибытия чаек и герра Гусинуса, они должны доложить обстановку.
– Вот и отлично, – пробормотала я, закрывая глаз. – Через полчасика прилягу на балконе. Вы, главное, разбудите…
– Миу, – сказала Джу, трогая меня лапкой за щеку.
– Чего-о-о? – простонала я, уже понимая, что они не отстанут. Уж если Джу не дает спокойно поспать, значит, дело и вправду безотлагательное. – Ну давайте пойдем на кухню. Я хоть кофе сварю. Как будто мало его было сегодня. А то засну потом, положив голову на спину герру Гусинусу, вот он удивится!
– Чрезвычайно, – подтвердил Сигизмунд довольным тоном. – Чрезвычайно удивится.
– Ты говоришь так, будто тебя это забавляет!
– Не без того.
– Ой-ой-ой, – всплеснула я руками, направляясь к кофемашине. – Джу, что ты с ним сделала, а? Его котейшество забавляют мои шутки, когда такое было?
– Мяу? – может, всегда, а ты просто этого не замечала? Или он этого не показывал?
Тут я обернулась и наткнулась на подозрительный взгляд Сигизмунда. Острый, как катана у ловкого ниндзя. С минуту он смотрел на меня, потом медленно, тщательно подбирая слова, произнес:
– Ты читаешь мысли Джу, потому что у нее твой кусок души, а не наоборот?
– Ага.
– И поэтому же она говорит не на настоящем кошачьем, а как будто на подделке, созданной человеком?
– Но-но-но, – погрозила я пальцем. – Это не подделка, а искусная имитация.
– И еще, я так понял, она не слышит?
– Слышит. Но только тогда, когда рядом я. Она слушает… ну, как бы мной. Эмпатия, все дела.
– Если бы ты сразу все мне рассказала, было бы куда проще.
– А я должна была? – Я даже кофе расплескала от возмущения и немного обожглась. Перехватила чашку и принялась дуть на пальцы. – Это вообще-то не только моя тайна. Без согласия Джу я бы никому ничего не стала говорить. А она как-то не проявляла желания раскрыть перед тобой все секреты…
– Именно! Я не понимал, почему она молчит! Не знал, что не так! Думал, это я что-то неправильно сказал или сделал!
Я медленно опустилась на стул и так же медленно поставила перед собой чашку. Это что же? Невозмутимый Сигизмунд волновался? Переживал? Серьезно?
– А я, между прочим, беспокоился о вас! Не хотел, чтобы с ней что-то случилось! Не хотел ее потерять, только что найдя…
– Вау, – только и сумела сказать я. Надо же. Его великолепное котейшество влюбился. В Джу! В мою кошку!
Но он быстро взял себя в лапы.
Точнее, взял в лапы хрустальный флакон и снял его со своей шеи.
– Кажется, ты хотела узнать про это? – голос Сигизмунда звучал чуть смущенно, как будто он сожалел о проявленной откровенности.
– Ага.
– Миу! – поддержала Джу.
– Это свет-подарок. Делается из лунной пыли и магии народа Холмов.
– А… зачем он?
– Не перебивай. – Сигизмунд осторожно провел когтем по одной из граней, и тут флакон распался на две части. Как будто хрустальные скорлупки закачались на полу, а над ними всплыло мерцающее облако. – С ним можно подарить что угодно. Даже жизнь. Поэтому свет-подарок так дорог и так редко встречается. Большинство, даже волшебные существа, думают, что его всего лишь красивая сказка. И я попросил его у Королей Холмов, потому что боялся худшего. Случись что-то с Джу во время сегодняшних событий, это можно было бы исправить.
– Вот это да… – пробормотала я. – Ничего себе. Так, может, прибережем его на будущее? Мало ли…
– У него ограниченный срок действия, – усмехнулся Сигизмунд. – Так что все равно придется потратить.
И тут я поняла. Нет, просто не может быть… Это же невозможно…
– Я хочу подарить Джу кошачий голос. И слух, – просто сказал Сигизмунд. А дождавшись, пока мерцающая пыль опустилась ей на нос, и на усы, и на полосатый лоб, добавил: – И еще свою любовь, а также лапу и сердце. Если, конечно, она их примет.
Ага. Значит, я там по паркам бегаю, фикусы спасаю, на каблуках балансирую и танцую конгу в платье на викторианскую эпоху, а они тут… хм. Пребывают в романтической атмосфере. А я-то еще думала, почему Джу такая странно молчаливая в последние дни. Будешь тут молчаливой, когда тебя возлюбил сам Сигизмунд.
– Я