Влада Крапицкая - Пишущая судьбы
Неожиданно он нахмурился и строго сказал:
— Если ещё хоть раз выкинешь такой фортель, я не знаю, что я с тобой сделаю! Та Алтайская порка будет казаться тебе нежными ласками! Поняла? Не смей больше так делать! Я чуть с ума не сошёл, пока ты тут двое суток лежала без сознания.
Дверь в палату открылась и вбежала медсестра, но увидев, что со мной всё хорошо, улыбнулась и, подойдя к пищащему прибору, отключила его, а потом вышла.
— Двое суток?! — изумлённо спросила я.
— Да!
— Где ребёнок? — я задала самый главный вопрос, потому что моё бессознательное состояние мало меня волновал. — С ней ведь всё хорошо? — и замерла в ожидании ответ.
— Хорошо! — Сева широко улыбнулся. — Пятьдесят два сантиметра, три килограмма двести двадцать граммов очень красивого, крикливого и требовательно счастья! — с гордостью закончил он.
— Честно? — с сердца упал камень, и я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.
— Честно! Доктор сказал, что рождённые на тридцать восьмой неделе уже считаются доношенными детьми, так что всё просто идеально. Да и наша кроха всеми возможными способами даёт всем понять, что с ней всё хорошо и чувствует она себя прелестно.
— Я хочу её видеть!
— Думаю, она тоже очень хочет тебя видеть. Сейчас попрошу её принести, — наклонившись, он поцеловал меня в губы таким страстным поцелуем, что голова приятно закружилась. — Спасибо тебе, солнышко за нашу кроху, — прошептал он. — Люблю тебя.
— И я тебя, — по щеке покатилась слеза и я добавила: — Странно, уже родила, а слёзы до сих пор лью, как беременная.
— Это ведь от радости, — он улыбнулся. — Ты не видела, как я рыдал, когда меня уложили на кушетку и положили её на грудь. Я и не думал, что так умею лить слёзы от счастья.
— Ты плакал? — представить Севу со слезами на глазах мне было тяжело и я, вздохнув, сказала: — Ну, вот самое интересное пропустила. Ничего, когда второго ребёнка буду рожать, уже постараюсь не потерять сознание и увижу сие знаменательно событие.
— Уж будь так любезна! Второй раз твой провал на два дня я не выдержу, — поцеловав меня ещё раз, он поднялся с кровати и подмигнул мне. — Я сейчас!
Но сейчас не получилось. Сева не успел даже выйти из палаты, как появился мой врач.
— Айрина Романовна, добрый вечер! Как вы себя чувствуете? — мягко спросил он.
— Чудесно, Эдуард Семёнович, — улыбнувшись, ответила я. — И очень хочу увидеть свою дочь!
— Она должна проснуться минут через двадцать-тридцать, поэтому я вас пока осмотрю, а потом вы попробуйте её покормить первый раз. Аппетит у неё будь здоров, так что всё должно пройти хорошо.
Он долго и нудно меня осматривал, а я, послушно выполняла его просьбы и, отвечая на вопросы, и не сводила взгляда с настенных часов, в ожидании первой встречи со своей крохой. Казалось, что время, как назло, решило идти медленно, и я начала нервно постукивать пальцем по кровати и сверлить недовольным взглядом часы.
Смешок Севы отвлёк меня от часов, и я, поняв, что он смеётся с моего нетерпения, показала ему язык и выжидающе посмотрела на врача.
— Всё хорошо, — наконец сказал Эдуард Семёнович. — Если честно, я даже не понимаю, почему у вас так быстро начались роды и почему всё так произошло. Ведь первые роды, как правило, проходят не так быстро, а вы родили меньше чем за час.
Зато понимала я. "Всё-таки, судьбы менять во время беременности не стоит. Варвару Степановну мы с моей крохой перенесли спокойно, а вот для Завадского я писала, по сути, четыре судьбы — его сына, Анны Корсак и её детей, причём трёх из них, я вытаскивала с того света. Поэтому, наверное, всё так и вышло. Что ж, запомним на будущее, что лучше этого не делать".
— Вам очень повезло, — продолжил врач. — При таких быстрых родах можно получить не одну травму, а вы на удивление легко отделались и никаких травм.
— Зато было очень больно, — вспомнив, как мучилась, ответила я.
Сказать что-то в ответ Эдуард Семёнович ничего не успел, потому что дверь в палату открылась и медсестра вкатила какую-то тележку, из которой раздавался недовольный крик. Я оцепенела и уже не сводила с неё глаз, желая поскорее взять свою кроху на руки.
Медсестра наклонилась, чтобы взять её, но Сева сказал:
— Я сам, — и наклонившись, осторожно взял нашу малышку на руки. — Сейчас, моя хорошая, ты познакомишься со своей мамочкой.
Подойдя к кровати, он аккуратно вручил её мне, и я улыбнулась, глядя на свою девочку.
— Какое чудо, — прошептала я, рассматривая её.
На душе творилось такое, что описать словами невозможно. Казалось, что сердцу в груди мало места и оно не в состоянии вместить всю любовь и нежность, которую я испытываю сейчас. Хотелось прижать её к себе посильнее и больше никогда не отпускать.
А наша малышка, которая до этого плакала, замолчала и, причмокивая маленькими розовыми губками, посмотрела на меня.
— Привет, моя ласточка, я твоя мама, — прошептала я, и поцеловала её в лобик. Проведя кончиком пальца по нежной щёчке, я почувствовала, как на глаза опять наворачиваются слёзы и я добавила: — Какая же ты у меня красавица! Люблю тебя!
— Да, вся в папу, — с гордостью сказал Сева, садясь на кровать.
— Павлин самодовольный, — сквозь слёзы улыбнулась я и с любовью посмотрела на него.
Наша дочь действительно была больше похожа на него, по крайней мере, волосы были такие же тёмные, как и у него, а глаза голубыми.
Она зевнула, потом снова зачмокала губками, а затем разразилась таким криком, что я испугалась и растерянно посмотрела на врача.
— Знакомство, по-видимому, закончено, — с улыбкой ответил он. — И теперь она хочет есть. Попробуйте приложить её к груди.
— Очень надеюсь, что моя молочная ферма работает, — пробормотала я, оголяя грудь и вспоминая занятия в школе будущих родителей.
Наша кроха сразу же взяла грудь и начала с таким аппетитом сосать молоко, что я улыбнулась. Ощущения были необыкновенные и, если минуту назад мне казалось, что счастливее быть нельзя, то сейчас я поняла, что была неправа. "Вот что значит — безмерное, всепоглощающее счастье! Боже спасибо тебе, что дал мне Севу и ребёнка от него!".
Доктор и медсестра тихо вышли из палаты, оставив нас втроём и Сева, сказал:
— Она такая прелесть! Меня так и распирает гордость за неё. Знаешь, когда раньше попадал на крестины ребёнка, не понимал, почему родители так раздуваются от гордости за своё чадо и часами могут рассказывать про них, хотя и любил детей, а сейчас сам не могу остановиться и, найдя свободные уши, тут же начинаю рассказывать какое чудо моя дочь.
Я улыбнулась, сама испытывая безмерную гордость за нашу малышку и подмигнув, сказала ему:
