Чужая игра для Сиротки (СИ) - Субботина Айя

Это подвязка.

Та, которую я однажды видела на маркизе, когда она надевала одно из своих вульгарных, то есть, страшно модных платьев с глубоким разрезом чуть не до самого срамного места.

Я изо всех сил втягиваю губы в рот, пытаясь не закричать и не выдать в себе деревенщину.

Это же пошло!

Как мужчина вообще мог подарить… такое… женщине, не будучи ее законным мужем?!

— Вам не нравится, Матильда? — издевается Нокс. — Мне оказалось, что она прекрасно украсит одну из ваших великолепных ножек.

Злость закипает во мне вслед за стыдом.

Плевать, если после этого король лично прикажет меня вздёрнуть.

Плевать, если прямо сейчас герцог собственноручно придушит.

Я сжимаю проклятую подвязку и яростно, со всей силы, хлещу Нокса по щекам.

— Вы! — Удар. — Мне! — Удар. — Омерзительны!

Герцог ловко, словно только прикидывается пьяным, уворачивается и перехватывает мою руку. А потом вторую, когда пытаюсь срезать кулаком ему в глаз.

— Вы единственная женщина, которая столько раз безнаказанно прикладывалась к моим щекам, — скалится он, — но лучше не злоупотребляйте этим, хоть ради удовольствия видеть ваш горящий взгляд, я, пожалуй, готов еще немного потерпеть.

Стыд и унижение глушат мой голос разума.

Ненавижу его!

Как он посмел даже допустить мысль, что я… что мне…!

— Разве привилегия хлестать вас по роже не принадлежит вашей невесте, Нокс?! — взрываюсь я. Злость, досада, идиотское положение и те мысли, что я однажды неосмотрительно допустила в его адрес, заставляют чувствовать себя круглой дурой. — Вы ошиблись подарком, Ваша Светлость! И женщиной!

На мгновение он сначала удивленно вскидывает брови, а потом отпускает мои запястья.

Я борюсь с искушением врезать ему еще раз, но в конечном счете отступаю, и подвязка сама выпадает из моих ослабевших пальцев.

— Полагаю, бессмысленно спрашивать, откуда у вас эти… гммм… сведения, — говорит Нокс, задумчиво потирая нижнюю губу. — Что знает одна женщина — знает весь мир.

— Жаль, что я не узнала об этом до того, как позволила вам притронуться ко мне своими… — Хочется сказать какую-то грубость, но страх снова попасть впросак со словами, неподобающими лексикону благородной леди, заставляет проглотить колкость. — И я, конечно, очень благодарна, милорд Куратор, что вы, имея законную и счастливо здравствующую невесту, имели смелость меня компрометировать.

Я делаю все, чтобы мое «очень благодарна» звучало как самая ядовитая издевка в мире.

— Полагаю, — он молчит, и я продолжаю свой монолог оскорбленной женщины, — правильнее всего будет переслать все эти коробки вашей невесте, милорд герцог. Я, поверьте, в состоянии обойтись без ваших… подачек.

— Все сказала? — Он снова без перехода на «ты», и почему-то это неформальное «тыканье» звучит слишком интимно, чтобы мне не хотелось снова врезать ему по физиономии. — Потому что, если это не весь поток глупостей, которые способен родить твой странно работающий мозг, я, так и быть, сделаю исключение и дослушаю до конца. Но, пожалуйста, не будь банальна — тебе это не идет.

Я делаю шаг назад, стараясь держаться подальше от «даров».

Это самая нелепая и досадная ситуация, в которую только можно попасть. С одной стороны, если там действительно платья, мне есть в чем пойти на Королевский бал и, возможно, выиграть право первого танца. От одной мысли о скисших лицах Фаворитки и маркизы Виннистэр, прости меня Плачущий, на душе тепло и отрадно. А с другой — как я могу принять от этого… лжеца, хотя бы носовой платок, хотя бы нитку?!

— Я последний раз напоминаю вам, милорд Куратор, что к девушке моего положения следует обращаться по всем правилам этикета, и если вы отчего-то взяли в голову, что можете хватать меня, когда вздумается, оскорблять вульгарными намеками и унижать крестьянским обращением, то имейте так же ввиду, что, если вы не прекратите, я буду вынуждена пожаловаться Его Величеству. Иного способа защитить свою честь от ваших нападок, я не вижу.

Нокс перестает улыбаться.

Совсем перестает, и налет мальчишеской бесшабашности сползает с его лица, словно пришедшая в негодность маска. Он снова тот самый сухой и черствый Палач короля, от которого следует держаться подальше, а дочери предателя короны — тем более.

Он немного прищуривается, скрещивает руки на груди и от того, какими широкими становятся его плечи, у меня чуть сильнее бьется сердце.

Это… ерунда.

Даже не симпатия.

Просто, каким бы подлецом и негодяем не был Нокс, нельзя не признать, что он действительно дьявольски хорош собой.

Ох, Плачущий, прости меня за эти неподобающие мысли!

— Как вам будет угодно, юная леди, — чеканит он, и от этого голоса мурашки по коже. — Но, если вы позволите, прежде чем уйти, я все же дам вам пару наставлений, в коих вы, конечно же, не нуждаетесь, потому что одному Хаосу известно, что творится в вашей хорошенькой головке. У вас есть два выхода: изображать гордячку и провести вечер в комнате на радость вашим злопыхателям, или принять мою омерзительную помощь и утереть всем нос. Честно говоря, не представляю, чтобы герцогиня Лу’На выбрала второй вариант. Хотя, — он окидывает меня рассеянным взглядом, — в последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что противоречия в вашем характере заслуживают моего самого пристального внимания. Хорошего вам вечера, герцогиня.

Он подчеркнуто официально кивает и уходит, оставив мне ворох мыслей и сомнений.

Глава шестьдесят седьмая

Когда стрелки часов сползаю к времени начала бала, я издаю глубокий вздох и с тоской гляжу, как большая, украшенная эмалью бронзовая стрелка медленно отклоняется вправо.

Бал начался.

Конечно, он проходит во дворце, и все девушки давно отправились туда через специально подготовленные Врата, но мне все больше кажется, что я слышу и грохот музыки, и шорох пышных платьев, и перестук каблуков.

Наверное, в Темном саду не осталось ни одной живой души — даже слуги украдкой сбежали, чтобы поглазеть в запотевшие окна на красоту и лоск светской жизни.

Но стоит об этом подумать, как кто-то украдкой скребется в мою дверь и я, почти уверенная, что это Орви, тоскливо отвечаю предложением войти.

Эсми просачивается в комнату, словно воровка.

Смотрит на меня, а потом на гору коробок, к которым я так и не притронулась.

— Миледи, да как же так? — Она часто моргает и нервно теребит край накрахмаленного до хруста форменного передника. — Как же без вас-то?

Я пожимаю плечами.

Это самая нелепая и дурацкая ситуация, которая только могла со мной случиться.

Сейчас даже кажется, что та проклятая ночь, когда я столкнулась с как две капли воды похожей на меня герцогиней Лу’На, не была и близко такой ужасной, как то, что происходит сейчас. Тогда по крайней мере можно было все списать на очень странную шутку богов, а сейчас пенять не на кого.

— Можно я… — Эсми потихоньку подступается к «башне». — Ну… хоть одним глазком поглядеть…

Я снова передергиваю плечами.

После подвязки, которую Нокс самонадеянно попытался мне всучить, не сомневаюсь, что во всех этих коробках что-то пошлое, вульгарное и совершенно… омерзительное.

Будь оно неладно, прилипчивое слово!

Горничная берет ту, что лежит в самом низу, быстро распускает шелковый бант и снимает крышку.

— Светлые боги… — слышу его тихий почти благоговейный шепотом.

А потом она вынимает оттуда пару туфель.

И у меня непроизвольно сводит в груди, потому что это… что-то невероятное.

Они как будто созданы из хрусталя — пара маленьких туфелек на высоких острых, как иглы каблуках, украшенные серебром и цветами. Я только успеваю подумать, что они как будто живые, когда Эсми, притронувшись к лепестку пальцами, вскрикивает:

— Да они живые, миледи! Богами клянусь — пахнут даже!

Я проглатываю искушение попробовать самой.

Хрустальные туфельки, герцог?

Так вообще бывает?!