Когда падает небо 1. - Алиса Чернышова
Маклан начал отчаянно отбиваться.
— Лжец! Ты врёшь, ты всё врешь, папа жив! Он там, стоит между деревьев! Папа!
— Если он жив, то почему не подходит? Подумай головой!
— Л-лео… — рука Бетты, вцепившаяся в его ладонь, отчаянно дрожала. — Там… там…
— Я помню твой взгляд, — Лео едва слышно выругался. Голос раздался совсем рядом, из-за спины. Лео стремительно обернулся, но никого не увидел. — Ты смотрел на меня совсем не так, как они. Ты единственный, кого я могу навестить. Почему же ты боишься меня теперь?
— Что за срань здесь происходит?! — заорал младший Дишоно, и Лео готов был подписаться под каждым грёбаным словом.
Из тумана выходили фигуры, всё больше. Это были тени без лиц — но иногда у них всё же появлялись лица.
— Ты боишься меня? — ворковал голос, который Лео уже практически узнал. — Я не такой красивый теперь? Тебе так отвратительно на меня смотреть? Смотри на меня! Ну же, ты — смотри на меня!!! Не отводи глаз!
Лео зажал уши руками.
— Ты мёртв, — сказал он. — Ты… умер. Я видел. Прости.
Запоздало ему вспомнилось, что в большинстве страшных сказок разговоры с ожившими мертвецами не приводили ни к каким хорошим результатам.
И некоторая реакция последовала: тень, стоящая напротив, вдруг обрела лицо.
Эльф выглядел ужасно. Без каких-либо сомнений. Все раны на прекрасной коже волшебного существа, все следы, все ссадины… К горлу Лео подскочил комок. Он будто вернулся в тот самый миг: он хотел отвернуться — но не мог не смотреть.
— Вот видишь, не так уж и страшно, правда? — улыбка на разорванных губах смотрелась по-настоящему жутко. — Да, я мёртв. Но это ведь не значит, что я совсем не имею право быть услышанным, правда? И мне не к кому прийти, кроме как к тебе.
Лео застыл.
Он слышал, как что-то кричала Бетта, чувствовал, что кто-то пытается привлечь его внимание, но всё, что он мог — продолжать смотреть в единственный оставшийся глаз эльфа, ярко-голубой, как небо мирного мира.
И на Лео вдруг накатило смирение.
Это цена, правда? Это рубеж, точка невозврата, за которой поворачивать и дёргаться уже некуда. Он виноват перед этим существом; он стоит теперь перед ним; бояться нет смысла.
Он виноват, и он примет всё, что уготовано.
“Призраков боятся только те, кто боится одного из трёх — или наказания, или своего прошлого, или себя. У меня три в одном, но пора с этим завязывать. Серьёзно, пора. Я смотрел, как он умирал — теперь надо иметь смелость смотреть его призраку в лицо. Так и должно быть.”
Когда Лео озвучил про себя это решение, ему вдруг стало спокойно и легко, как будто за спиной развернулись крылья. Он шагнул вперёд, оказавшись с несчастным эльфом лицом к лицу.
— Ты пришёл мстить? — спросил он тихо. — Делай, как знаешь.
Эльф склонил голову набок.
— Месть? За что мне мстить тебе? Глупый человеческий ребёнок. Ты же младше меня на два века, теперь я это вижу… Какой ужас.
Он фыркнул, и его синяки и раны будто бы поблекли, напоминая, насколько прекрасно было это существо при жизни.
— Я пришёл, потому что появилась возможность, — продолжил эльф. — Такой шанс не упустить. Не так часто Сирин, голос мёртвых и проклятых, заводит свою песнь, открывая ворота таким, как я. Шанс вернуться завораживает, правда? Но куда мне было возвращаться? Я учился тут. В последнее время среди островных фейри обучение в драконьем крае считается модным, знаешь?.. Я должен был стать артефактором. Но теперь это не важно. Мой институт разрушен, мои друзья мертвы, дом, где я снимал веранду, уничтожен. Все, кто мне дорог и ещё жив, далеко, и песнь до них просто не дотягивается. К кому мне ещё прийти, если не к тебе?
Лео очень хотелось сказать: “Заткнись!”
“Я не хочу знать, кем ты был, — хотелось крикнуть ему, — Я не хочу, чтобы у тебя теперь была история, и лицо, и имя, и мечты. Я не хочу, чтобы ты из безликого иномирного бота превратился в живое существо, которому я не помог. Пожалей же меня!”
Лео хотелось, но он забил эти слова обратно себе в глотку. Это не его тут надо жалеть. Он должен теперь послушать, правда? Это минимум того, что он должен этому существу.
— Но почему я? Потому что я последний из тех драконоборцев, кто остался в живых?
— О нет, — хмыкнул эльф. — Просто ты был со мной, когда я умирал. Я чувствовал тебя. Я же эмпат, понимаешь? И среди их эмоций ты был… чем-то нормальным. Чем-то, за что можно уцепиться. Ты там был единственный, кому меня было жаль. Умирая, я думал о тебе. Конечно, после смерти я пришёл к тебе. Так оно и бывает, верно ведь?
23
— Наверное, — ответил Лео хрипло.
Он испытывал слишком много всего и просто не знал, что со всем этим в итоге делать.
— Ты пришёл… не для того, чтобы вредить мне?
Эльф усмехнулся и покачал головой.
— Вопреки всем вашим пугающим легендам, мёртвые на самом деле крайне редко приходят вредить живым. Другой вопрос что в этом деле, как в любом другом, многотысячную толпу принято судить по парочке самых крикливых идиотов. Так и с легендами о злобных мертвецах. Несколько шутников, застрявших в ловушке фантомов или излишне зацикленных на своей мести индивидов так впечатлили публику, что о них сложили кучу легенд и преданий, на выходе извратив всё так, что мама не горюй… И я уж молчу о множестве ситуаций, когда вернувшиеся мертвецы вредили живым просто по незнанию. Случаи безумия, самоубийств и прочих тому подобных неловкостей… Ладно, я слишком увлёкся. Просто тема интересная. Я об этом диссертацию по этике артефакторики писал.
— Диссертацию? — слабым голосом уточнил Лео.
— Ага, — эльф оживился, и жуткие следы, уродовавшие его, поблекли ещё сильнее, а некоторые исчезли вовсе. Может ли быть, что он выглядит так, как себя чувствует? — Тогда как раз активно обсуждали создание артефакта, имитирующего голос Сирина, но не так… кхм… разрушительно, как оригинал, а направленно. Что-то вроде: “Хочешь поболтать со своей покойной бабушкой? Мы можем тебе в этом помочь! Заплати деньги, и
