Тариф на любовь - Виктория Серебрянская

Вдруг глаза у Нелл стали огромными, как плошки, и испуганными. Задрожали губы. Трясущемся пальцем Нелл ткнула куда-то в сторону Алекса:

– Мм… ммиллееди!..

Все-таки инстинкта самосохранения у меня нет совсем. Я не сразу поняла, что случилось, и почему служанка дрожит, как осиновый лист. А когда обернулась…

Большего ужаса, мне кажется, я в жизни не испытывала. Даже когда летела спиною вперед с проклятого Прекестулена мне не было так страшно. Да и может ли быть что-то ужаснее, чем повернуться и увидеть, как в твоего любимого летит брошенный чьей-то предательской рукой кинжал.

Сердце забыло, что надо биться. Кровь застыла у меня в жилах. Пересохшее горло не издавало ни звука. Отчаяние затопило меня, как весенний паводок. Какая я к чертям ведьма, если я не могу даже защитить своего самого дорогого человека?!

Нет, к демонам все договоренности! В топку осторожность в обращении с селянами! Я сравняю с землей их проклятую деревеньку, если с Алексом что-то случится!

Собрав все, что мне было доступно, вытянув из организма все ресурсы, я все это вложила в единый энергетический импульс, и, размахнувшись, метнула его вперед. Навстречу летящему кинжалу. Навстречу стоящим за ним селянам. Плевать на их жизни! Рядом надрывно что-то закричала Нелл. Я не вслушивалась. У меня была цель. И одно-единственное желание. Только бы успеть!

В тот момент, когда мой пульсар, или что там я создала, накрыл собой летящий кинжал, мой бок словно взорвался от боли.

Глава 48

Мне было жарко. Безумно жарко. Я словно горела в огне. Не хватало воздуха. Очень хотелось пить. И тело было тяжелым и неподатливым.

Я отчаянно звала хотя бы кого-нибудь, кто сжалился бы над моими муками и дал бы мне хотя бы глоток воды. Но густом багровом мареве, в котором я барахталась, словно посаженный на цепь и всеми забытый пес, не было ни единой живой души.

В какой-то момент мне стало совершенно невыносимо. От сжигающего меня огня потрескались губы и горло. Словно пустыня Атакама, годами не видящая дождя. И я изо всех сил рванулась прочь. Сама не знаю куда.

Цепи, удерживающие меня, лопнули. И я, обретя свободу, устремилась вон. Как можно дальше от этого жаркого ада. Туда, где можно найти покой. И хотя бы каплю воды.

Вот только багровое нечто, в котором я до сих пор находилась, не хотело меня отпускать. Пустое и безмолвное, стоило мне только освободиться, оно вскипело телами, руками и голосами. Ото всюду неслось: «Стой!», «Тебе еще рано!», «Ты нам нужна!», «Ты не можешь нас бросить!» А я лишь досадливо морщилась и молча рвалась долой из удерживающих меня рук, подальше от этого ада. Хотя очень хотелось спросить: а где же вы все были, когда мне было плохо? Почему мне никто не помог?

Не знаю, сколько я боролась со своими путами. Я то тонула, то всплывала. То одерживала верх над теми, кто меня не пускал на волю, то они погребали меня под собой. В конце концов силы мои иссякли. И под облегченный шепот «Ну слава богам! Отдохни, девочка…», я ушла куда-то на дно, захлебнувшись багровым маревом, отчего-то имеющим отчетливый пряный привкус.

Пить хотелось безумно. Словно я целую вечность не видела воды. С трудом разлепив спекшиеся губы, я натужно прошептала:

– Пить…

Голос оказался настолько севшим, что из горла вырвался не шепот, а какой-то сип. Но меня услышали:

– Миледи…

Голос Нелл был слабым, недоверчиво-радостным. Но это только сразу. Убедившись, что я действительно прошу воды, она завопила не своим голосом:

– Миледи очнулась!!! – И уже гораздо тише мне: – Сейчас, ваша светлость, я сию минуточку! Потерпите чуть-чуть.

Что-то негромко звякнуло. Потом зажурчала жидкость. И… хлопнула входная дверь:

– Где?! – Алекс. Голос такой хриплый и взволнованный, что у меня сжалось сердце. – Ты уверена?

– Да, милорд. Ее светлость попросила пить. Я вот…

– Дай мне! Я сам!

Я не могла понять поднявшейся возни, сложно было определить на слух, что возле меня происходит. А веки были такими тяжелыми, словно свинцовыми. И у меня никак не получалось их поднять.

Кровать рядом со мной дрогнула, прогнулась. Кто-то сел на край постели. Через мгновение по моей скуле осторожно скользнули чьи-то холодные пальцы.

– Анют…

Тоска в голосе Алекса резанула по сердцу. Но все что я смогла, это снова попросить воды. Алекса сразу как подменили:

– Анечка, родная моя, сейчас! Нелл…

– Вот, милорд, для миледи это будет полезнее.

Меня приподняли на подушках и вскоре край чашки коснулся моих губ, и живительная влага попала в мой ссохшийся рот.

Процесс насыщения влагой отнял у меня последние крохи сил. И даже знакомый пряный привкус ничего не изменил. Меня неудержимо клонило в сон.

В следующее мое пробуждение глаза открылись уже сами собой. Перед глазами оказались тяжелые складки бордовой ткани. И я замерла от удивления. Это еще что? Кровать стоит у окна, а это портьера? Все, на что хватило моих сил, это приподнять голову. Осмотреться как следует не получалось. Тело охватила такая слабость, что даже дышать было сложно.

– Аня?!

Алекс. В голосе столько неверия и радости, что я невольно замерла. Что такое?

– Анечка! Родная!

Оказалось, я лежу на груди вампира. И не успела я опомниться, как Алекс вихрем сорвался с места и приподнял меня за плечи жадно вглядываясь мне в лицо:

– Очнулась! Ну наконец-то! Хвала всем богам!

Я недоуменно смотрела на любимого. Измученное, словно постаревшее лицо, черные тени под глазами, спутанные волосы, истончившиеся нос и губы. Изумление было так велико, что у меня получилось открыть рот и спросить:

– Алекс, что с тобой? Что случилось?

Вампир так жадно, так отчаянно смотрел мне в глаза. Его пальцы впивались мне в плечи так сильно, на грани боли, что я не выдержала, позвала тихонько: