Любимая для бессмертного (СИ) - Заблоцкая Катерина

- Вы заставляли мироздание идти трещинами, чтобы продлить своё бессмертие, - подытожил я.

- Да, - легко пожала плечами Матильда. – Думаешь, мне сейчас за это стыдно?

- Знаю, что ни капли, - легко ответил я. – Потому что стыдно тебе, Матильда, никогда не бывает. И на окружающих тебе наплевать, об этом мне тоже прекрасно известно.

- Видишь, какой ты умный мальчик? – весело рассмеялась она. – Ты обо всём знаешь… Ты один из нас, Рене. Ты тоже зависишь от этих энергонитей. И разорвать эти связи уже не сможешь.

- Где средоточие?

Матильда вздохнула.

- Там, где на мир легла самая большая нагрузка.

- Где именно? – мрачно поинтересовался я.

- Не скажу. Ты же умный мальчик. Тебе под силу найти это самому… И не думай, что в твоих интересах сейчас меня развоплотить. Ведь кроме меня тебе никто ничего не расскажет.

- А ты, можно подумать, рассказала.

- Я оставила тебе ниточку, - вполне серьезно заявила Матильда. – Иди по ней. Ты же умный.

- Ты просто издеваешься.

- Я подсказываю, - возразила она. – А если ты не хочешь понимать очевидного, то каким образом я, простая мертвая женщина, могу тебе помочь?

Хотелось выть. Я с трудом сдержался, чтобы не швырнуть в Матильду чем-нибудь тяжелым, да хоть одной из кукол, стоявших вокруг ровными рядами. Я столько времени убил на то, чтобы собрать их, чтобы разгадать загадку, а теперь Матильда вроде как сказала мне правильный ответ, но каким образом он мог помочь?

Верный ответ: никаким.

Матильда не помогать хотела, а скорее ещё сильнее запутать. Продемонстрировать своё превосходство. Она нарочно оставляла именно тонкий, едва заметный след, чтобы я метался, как будто в клетке, от одного угла к другого, от одного предположения к иному, и понимал, что не могу распутать клубок.

- Слушай, - прошептал я, - ты же мертвая, Матильда, - упёрся ладонью в стол, пытаясь преодолеть дурноту, почти изменяющую сознание. – Тебе же плевать, что будет дальше. Так почему ты не можешь хотя бы в своём посмертии стать хорошей?

Она медленно поднялась к креслу и подошла ко мне вплотную. Погладила по щеке – в этой нехитрой ласке было что-то вызывающее у меня стойкое отвращение, хотя, конечно же, я не спешил высказывать ей своё пренебрежение в лицо.

- Разве ты не понимаешь? – поинтересовалась тихо Матильда. – Я не призрак и не дух, вернувшийся с того света. Я – та самая бессмертная, которая живой столько зла натворила. Ты думаешь, что в энергонитях задержалась именно моя хорошая часть?

- Я вообще сомневаюсь, что в тебе эта хорошая часть существует.

- Она умерла из-за тебя, - ласково улыбаясь, прошептала Матильда. – Когда я тебя защитила. Ведь там-то я была хорошая. Я добра тебе желала. Вот та я умерла, мой дорогой. А эта я осталась. И радуйся, что мне хотя бы интересно играть с тобой в эту игру и я хоть что-то подсказываю… Ты мог бы меня заставить, но ты не сделаешь этого, чтобы не провалиться в черноту. Так что принимай как данность то, что тебе меня не переиграть.

В её взгляде сверкнуло какое-то странное, почти маниакальное довольство.

- Не забывай, - она похлопала меня по щеке, и кожу обожгло потусторонним холодом, - ты мне обещал, что не станешь видеться со своей Анной. Разгадывай загадку, дорогой. Разгадывай. Вспомни, что я любила больше всего?..

И растворилась в воздухе, оставив после себя только жуткую горечь разочарования.

Мне хотелось кричать. Орать в пустоту, выплескивая всю свою ненависть, накопившуюся за столько времени. Но я понимал, что, если вдруг позволю расколоться на кусочки этим защитным стенам, не позволяющим захватить этому отвратительному желанию познать бессмертие всё свое сознание, то уже ничего не смогу исправить. И все годы, убитые на восстановления баланса, окажутся потраченными впустую, потому что я превращусь в слабую игрушку в руках собственной магии.

 Истинные – эти существа без стыда и совести, - всегда были лишь неким подобием живых людей. Они ели, пили, развлекались, а теперь разбежались по миру, охраняя от меня то, что у мироздания, собственно говоря, и украли.

Я осмотрелся.

- Что ты любила больше всего? – прошептал я себе под нос. – Играть с другими людьми… Провоцировать. Использовать всех так, как будто они пешки на твоей шахматной доске. Это ты мне предлагаешь сделать? Шикарный совет, Матильда! Спасибо!

Последние слова прозвучали громче, чем следовало, но в лаборатории никого не было – никого, кто мог бы посчитать меня сумасшедшим.

Я вскочил на ноги, мерил безумными шагами узкое пространство кукольного лабиринта, но ни одна разумная мысль после её подсказки в голову не приходила.

Кроме того, что Матильда не просто так требовала, чтобы я больше не приходил к Анне. Когда это её открытие?.. Послезавтра? Завтра? Я почему-то очень чётко осознавал, что делать мне там нечего. Среди живых людей не должны ходить мёртвые, даже такие мёртвые, как я, с бьющимся сердцем и отзывающейся магией…

Она, наверное, обидится. Но лучше сейчас. Мне не следовало позволять себе любить её, не следовало давать ей об этом знать. Любовь, может, и оставалась самым человечным из того, на что способен Истинный, но я опасался, что утону в собственных эгоистичных желаниях и задавлю ими и Анну, и всех вокруг. Разрушу всё, что только могу…

Нет. Я должен быть здесь. Должен понять, где именно средоточие. Откуда стоит начинать латать этот разваливающийся на куски мир.

Я шумно втянул носом воздух. Дурнота мешала думать. Клонило в сон, и я понимал, что если буду продолжать бороться с самим собой, то не протяну долго. Не факт, что умру – я ж не могу, бессмертный ведь, - скорее просто буду лежать на полу этой тёмной лаборатории и считать секунды. Мои мозги не способны соображать в таком состоянии.

А ведь в теле было полно сил. И в этих проклятых часах, обжигавших мне кожу.

- Почему вы меня выбрали? – прошептал я, сжимая кулон в кулаке. – Почему именно меня?

Я услышал шелест песка. В нём с трудом можно было различить слова ответа. Ведь Время – не Истинные. Время существовало и будет существовать. И меня тоже выбрало оно.

- Потому что, - удалось мне расслышать, - ты единственный способен принять это и справиться.

Принять и справиться? Что принять? Мой дар и так был при мне.

- Энергию, - прошептало время. – То, против чего ты сопротивляешься.

Я вздрогнул. Взаимодействовать с этими бесконечными рядами кукол было практически невозможно – потому что магия протекала сквозь мои пальцы, отказываясь взаимодействовать. Я не принимал аналогичную силу в себе, как я мог взаимодействовать с нею в окружающем пространстве?

На задворках сознания ещё вспыхивала мысль о том, что принятие этого может иметь фатальные последствия. Я же не был дураком, прекрасно понимал, что сила не захочет, чтобы её возвращали в прежнее состояние…

Впрочем, нет. Что может хотеть сила? Ведет всё равно человек. Если б Матильде не пришло в голову продлить своё бесконечное существование, этого ничего бы не случилось. Я сейчас не стоял бы тут с удавкой в виде часов на шее…

Я выдохнул. Если дело в человеке, значит, то, что я приму свою силу, ничего не изменит. Я останусь тем же Рене.

Это утешало.

И я позволил последней преграде, не впускающей весь объём силы в сердце, рухнуть.

…Весь мир состоял из магии. Я увидел её особенно чётко сейчас, сотканную из тысяч крохотных нитей. Магия была во всём.

И в куклах тоже. В каждой билось маленькое сердце, наполненное зеленоватой жижей. Билось… Кроме тех, кого уже успели поменять местами. Я не мог пройти по тонкой линии, указывающей н всех этих людей. Но зато я мог сложить общий паззл.

Но надо ли мне это?

Я улыбнулся. Сомнений не осталось. Мироздание было право, чтобы что-то менять, надо сначала принять себя таким, каким я есть.

Жалко, что Матильде так и не удалось этого сделать.

Глава двадцать шестая