Анна Завгородняя - Каменный трон (СИ)
— Нет, — донесся до слуха гнома голос принца. Стража короля и его отборные солдаты, Марта стояли не шелохнувшись, пока чудовище не Троне не притянуло к себе убегающего и совсем не по-королевски кричащего Амадеуса. Коллум с удивлением увидел, что некоторые из людей Амадеуса все же бросились к своему королю, обнажив оружие и издавая устрашающие вопли, словно хотели больше поддержать в себе отвагу, чем надеясь испугать монстра. Гном позабыв об осторожности подбежал к принцу, схватил его за руку, едва тот шагнул следом за стражей.
— Нет, Северин, нет, — покачал головой Коллум, — Леди Коборн больше нет!
Норфлок сбросил с себя руку гнома, выхватил из рук одного из воинов, замерших на берегу с раскрытым ртом, меч и пошел по каменной косе к острову. Коллум смотрел ему во след, понимая, что из пещеры стоит бежать и как можно быстрее.
— Уходите! Пока не поздно, — крикнул он оставшимся на берегу людям, а сам поспешил за Северином.
Чудовище разорвало поцелуй и разжало лапы. Амадеус Норфолк осел на ступенях. Он уже не видел, как к нему спешит на помощь его стража. Он больше ничего не видел кроме своих рук, по жилам которых словно текла река. Он почти ничего не чувствовал, пока сползал вниз, медленный, равнодушный. Каменная коса уже была близко, когда он застыл, протягивая руки вниз, к спасению, и замер. Светлые глаза застыли, закаменев и его вытянутая вперед рука оказалась почти на одном уровне с той белой, торчащей из Трона, когда они с Кейлин только начали свое восхождение.
— Камень вечен, — подумало чудовище, — Теперь ты бессмертен, король.
Острая боль обожгла плечо монстра, когда выпущенная кем-то стрела отломила кусок камня от руки той, что раньше была человеком. Чудовище посмотрело вниз, глядя на бегущих людей, мгновение раздумывало, а затем присело и прыгнуло вниз. Каменная коса содрогнулась. Стражники Амадеуса остановились. Тот, что бежал последним, налетел на предыдущего и повалил его наземь. Чудовище с быстротой молнии скользнуло к первому стражнику. Огромные руки-лапы подняли в воздух человеческое тело и разорвали его пополам, словно он был листом бумаги или тонким сухим прутиком. Второго поймал уже в развороте — воины с криками, не менее громкими, но уже не воинственными, с прежней прытью побежали обратно к берегу. Каменный голем швырнул свою жертву в озеро и шагнул следом за стражниками. Расшвыряв людей словно кегли он замер перед мужчиной, вставшим на его пути. Что-то знакомое шевельнулось внутри голема. Чудовище склонило голову на бог, глядя на человека, стоявшего перед ним.
Северин Норфолк медленно отвел руку в сторону, разжал пальцы, и холодная сталь со звоном ударилась о камень.
— Кейлин, — позвал он.
Чудовище смотрело, выжидая. В белых каменных глазах не было ни единой эмоции.
— Кейлин, прости, — он уронил руку, — Я был дураком. Я не должен был тогда так говорить, ведь я обманывал тебя и себя.
Голем присел, рассматривая человека перед собой, словно букашку. Позади Норфолка возник гном. Коллум шел нарочито медленно, выставив вперед руки.
— Северин, уходим, пока не поздно, — прошептал он, — Это больше не та женщина, которую вы любили!
Северин произнес, не оборачиваясь:
— А я ведь так ей и не сказал о том, что люблю ее!
— Норфолк, не глупите! Уходим, пока этот монстр раздумывает. Медленно идите назад, только не поворачивайтесь к нему спиной.
— К ней, — поправил Северин и шагнул вперед, — Кейлин, — он протянул ладонь к голему. Чудовище оскалилось и выкинуло вперед руку. Длинные острые когти, сверкающие как лезвия, пронзили грудь принца. Коллум вскрикнул и бросился вперед, даже сам не понимая, зачем он делает это. Справиться с подобным чудовищем даже с магией было непросто, а уже без нее и подавно. Но та, что когда-то была Кейлин, только взмахнула левой рукой и гнома отшвырнуло на берег, с силой ударило о камни. Он поднял голову. Вкрапления кристаллов в своде пещеры поплыли у него перед глазами.
Голем опустил свою жертву. Медленно, глядя в глаза Северину, вытянул когти из его груди. Норфолк придал пальцы к развороченной ране, не сводя глаз с чудовища.
— Кейлин, — еле различимый голос утонул в грохоте тяжелых сапогов. Последние остатки стражи уносили ноги из пещеры, громыхая мечами и подошвами. Где-то среди них бежала и Марта, наверняка благодарившая судьбу за то, что ей повезло не стать подобным чудовищем по прихоти Амадеуса. Каменный монстр склонился на принцем, утробно зарычал, словно зверь.
— Кейлин, я ведь так и не сказал то, что должен был, — Северин протянул одну руку к созданию Дворца. Коллум, поднявшийся на ноги, увидел, что голем удивленно мотает головой, глядя на мужчину, распластанного своих ног в луже алой крови.
— Я ведь люблю вас, Кейлин, — сказал Норфолк и затих. Его голова откинулась назад. Рука, зажимавшая рану соскользнула вниз. Гном поднялся на ноги, разрываясь между желанием наброситься на голема и чувством опасности, просто кричавшим о том, что ему надо убегать прочь из Дворца Измерений. И тут он увидел нечто странное. Каменное чудовище стало меняться, уменьшаясь в размерах. Он словно осыпался. Песок слетал с головы, плеч и груди, оставляя после себя тонкое, обнаженное женское тело.
— Кейлин! — пронеслось в голове Коллума.
Я смотрела на дело рук своих, все еще не веря в то, что совершила. Сознание вернулось яркой вспышкой от слов человека, которого я любила и который теперь лежал мертвый у моих ног. Я стряхнула последние мелкие камешки и песок, чувствуя его в волосах и даже на своих губах, скользнула к распластанному на камнях телу, потянулась руками, мысленно моля всех существующих богов, чтобы кристалл во мне, сила которого умирала, еще мог мне помочь.
— Северин! — я приложила руки к ране на его груди, чувствуя, как горячие слезы застилают глаза, обжигают щеки, капают на голую грудь, — Северин, пожалуйста! — я вытягивала из себя всю оставшуюся силу и даже ту малую толику, что была во мне. Свет из под моих пальцев был слабым, не таким ярким, как тогда, когда я оживляла гнома.
— Миледи! — раздалось с берега. Я подняла заплаканное лицо и увидела спешащего ко мне гнома.
— Коллум! — еще сильнее разрыдалась я, не стесняясь своей наготы. Сейчас мне было все равно, что гном видит меня одетую лишь в длинные волосы, струящиеся по плечам, — Почему у меня не получается? Он не оживает!
