А печаль холод греет - Дайана Рофф
– Для меня влюблённость – это подлое чувство, – отстранённым голосом заговорила Филис, смотря куда-то мимо нас и прижимая к своим поджатым коленкам кружку зелёного чая. – С одной стороны, любить – это прекрасно, но только в том случае, если это взаимно, что уже вторая сторона медали. А когда это не взаимно – это ужасная боль внутри тебя, вечные терзания и слёзы по ночам, постоянное перечитывание переписки с тем самым человеком и просмотр его фотографий. Для меня влюбляться – это страх и риск быть непонятой, оставленной одной. Когда сначала общаешься с человеком и вроде уверена, что ты ему интересна и даже вроде нравишься. Он каждое утро пишет тебе «доброе утро», желает хорошего дня и даже целует при встрече. А потом в один момент этот человек вдруг меняется: относится к тебе с раздражением и грубостью, отвечает на твои сообщения «на отвали». И ты не понимаешь, что ты сделала не так. Ты терзаешь себя, мучаешь вопросами, страдаешь сомнениями и воспоминаниями, считаешь, что это ты какая-то неправильная, думаешь, что ты назойливая и просто надоедливая. Хотя дело не в тебе – дело в том человеке. Он просто врал, показывал свою красивую, разноцветную обложку, а не чёрную явь. И тогда встаёт вопрос: зачем? Зачем было с самого начала строить образ заинтересованной девочки, которая хотела встреч и совместного времяпровождения? Зачем? Я не понимаю…
Девочки.
Это слово почему-то иглой впилась в сердце. Обо мне говорила Филис или не обо мне? С одной стороны, я понимала, что нет, потому только совсем недавно мы вообще впервые с ней поцеловались, но с другой стороны, отчего-то возникало ощущение, что я тоже виновата… Но меня поражало то, с какой лёгкостью подруга говорила о своей ориентации, с какой лёгкостью могла жить дальше после всего, что с ней произошло в детстве, чьим ребёнком она на самом деле оказалась. Причудливое поведение, мудрецы в голове, безумные идеи и необычный вкус в стиле одежды – всё это лишь странное сумасшествие, которое оказалось платой за свободу от настоящего отца. Филис не любила мужчин за то, что они с ней сделали, но женщины так же причиняли ей боль – если судить по только что сказанной правде. А ведь я тоже не обращала внимания на неё ещё соседей недавно, пару недель назад, и, возможно, тоже причиняла ей боль, сама не ведая об этом.
В рёбрах ковырялись черви, в сердце заползали змеи, мысли отравляли кислотой – так паршиво стало на душе. Я вдруг чётко и ясно возненавидела себя: за свои поступки, за свою недальновидность, за свои ошибки и мысли. Как теперь быть? Я приехала сюда, чтобы всё решить, и на мгновение мне показалось, что справилась со своей целью, но сейчас я чувствовала себя ещё больше запутанной в своих чувствах, мыслях, выборах. Так много всего, а время гнало в шею, не щадило спину ударами ремня, грызло совесть, насыщалось моими слезами. А я всё надеялась на его милость…
Сдохни же наконец, печальная ты грусть, сдохни.
– Эй, всё хорошо, – Джозеф вдруг встал, нежно обняв Филис, как недавно обнимал меня, начал гладить по её кудрявым длинным волосам, хотя она не плакала, лишь потерянно смотрела перед собой. – Помнишь, что ты мне говорила, когда мне тоже было так плохо и грустно? Помнишь? «Какого это – снова склеивать себя по кусочкам? Скажи, какой это раз? Первый, второй, пятый? А ведь с каждым разом становится всё сложнее, с каждым разом частички всё уменьшаются и уменьшаются. Скоро ты начнёшь понимать, что сам можешь не справиться с этой задачей; скоро ты поймёшь, что не все люди достойны твоего внимания, и ты станешь тем, кем не хотел бы стать, но у тебя просто нет выбора, – станешь чёрствым эгоистом, скрывающим всё в себе и больше никому не раскрывающий свои объятия. Ты просто устал, и это нормально – все устают. Но ты устал чувствовать всё это, раз за разом собирать себя по кусочкам, раз за разом подбирать всё то, что разбил другой человек и ушёл. Ушёл, не проронив ни слова, просто оставил тебя со всем, что в тебе есть: с болью, ч горькими словами и с желанием умереть. Однако когда-то ты преодолеешь себя, выкинешь весь тот бесполезный мусор, что причиняет тебе боль и ограничивает тебя. Тогда ты не будешь больше размениваться на пустых людей, не захочешь верить, как раньше, а люди перестанут тянуться к тебе, как прежде. Тогда ты будешь жить просто для себя, всё делать для себя, все вещи, поступки – всё это лишь для себя. Делай, что хочешь, плюй на косые взгляды со стороны, забей на мнение этих мелких, погрязших в стандартах, ярлыках и навязанных ценностей людей – они не стоят твоего внимания, твоей доброты и любви. И станешь ты тем, кем хочешь быть, только тогда, когда поймешь, что счастье всегда было лишь в тебе. И только после этого появится тот, кто сможет понять тебя и разделить это счастье с тобой».
Я с тихим удивлением и с трогательностью смотрела на них, не в силах поверить во всю безграничную любовь, заботу и понимание между ними. Я смотрела на них, как на что-то удивительно наивное, милое и доброе – точно только что родившееся неизвестное существо, пленяющее своей красотой. С ещё большим удивлением я заметила, как поразительно хорошо они подходили друг другу, будто Джозеф не был знаком с Филис всего неделю, а знали они друг друга вот уже несколько лет – как новая книга с очень древним текстом. Меня не покидало ощущение, что так оно и было, однако меня не это не расстроило – ведь я никогда не умела утешать людей так, как делали это два моих самых дорогих человека. И как это делали они друг для друга.
Они дарили мне улыбку даже тогда, когда им хотелось умереть.
XIX: А безумие оказалось слишком близко
Весь мир съехал с катушек и единственный имеющийся выбор – кем стать: шизофреником или параноиком.
Фредерик Бегбедер
«…За последнюю ночь сгорело более десяти квартир, за последний день – не менее двадцати,
