Влада Крапицкая - Сердце Дамиса
— А может, ты на потом отложишь свои нравоучения? — Майя бросила на него недовольный взгляд и посмотрела на Ванду. — Мы сейчас едем в больницу, чтобы доктор тебя осмотрел.
— Не надо, я только испугалась и ударилась головой, — вяло запротестовала она и, обняв меня за шею, стеснительно добавила: — Прости, что открыла дверь. Я думала, что это Майя с Герой.
— Это ты меня прости, что оставил тебя дома одну, — с раскаянием ответил я. — Больше такого не повториться.
— Приехали! — сказал Гера и остановился возле дверей какой-то клиники.
— А может не надо? Я просто полежу, и всё пройдёт? — Ванда робко посмотрела на меня.
— Надо! — твёрдо произнесла Майя. — Ты почти тридцать минут была без сознания, а это ненормально.
— Пусть всё же тебя осмотрит специалист, — решительно ответил я и открыл дверь машины.
В приёмном покое нас встретила медсестра и подкатила к нам кресло-каталку, в которое я усадил Ванду, а потом вкратце объяснил, что произошло. Она кивнула и, указав нам на стулья, попросила ждать здесь, увезя Ванду к лифту.
Ожидание было мучительно долгим, и через тридцать минут я не выдержал и, вскочив на ноги, стал ходить туда-сюда, поглядывая в сторону лифта.
— Не суетись, — спокойно сказал Гера. — Скорее всего, у неё сотрясение.
— Тебе легко говорить. Будь на её месте Майя, ты бы уже дыры в полу протоптал…
Договорить я не успел, потому что двери лифта открылись, и из него вышел врач с медсестрой, которая увозила Ванду. Указав на нас, она с сожалением посмотрела в нашу сторону и пошла на пост, а я почувствовал тревогу.
— Здравствуйте, я доктор Ругер. Медсестра сказала, что это вы привезли девушку с ушибом головы.
— Да, — я кивнул.
— А кем вы ей приходитесь?
— Я жених, а это мой дядя со своей женой, — ответил я, чувствуя, что тревога нарастает. — Что с ней? Всё хорошо?
— То есть вы пока не родственники? — уточнил он и я кивнул. — А с родственниками я могу поговорить?
— Да что случилось? — не выдержав, я вспылил, но рядом со мной тут же оказалась Майя.
— Доктор Ругер, у девушки никого кроме нас нет, и поверьте, мы самые близкие для неё люди, — мягко произнесла она.
— Я не имею права разглашать медицинскую тайну и не имею права скрывать от пациента диагноз, — ответил он. — А диагноз плачевный и в таких случаях мы стараемся, чтобы рядом с пациентом были близкие люди. Давайте тогда поднимемся в палату, и если девушка подтвердит, что вы для неё родственники, я там всё объясню.
— Хорошо, — согласилась Майя и, взяв меня за руку, направилась к лифту.
Поднимаясь наверх, я почувствовал, как вокруг сердца сжимается ледяное кольцо и сверлил врача взглядом пытаясь понять, что он имел в виду под словами "плачевный диагноз".
На четвёртом этаже лифт остановился, и мы пошли за врачом в палату. Ванда уже лежала в кровати и, увидев нас, улыбнулась, а потом жалобно сказала:
— Меня не хотят пока отпускать домой.
— Мисс Чернова нам предстоит серьёзный разговор, — сказал доктор. — Конфиденциальный, потому что касается вашего диагноза, поэтому, как правило, при нём разрешается только присутствие родственников. Я сразу хочу у вас спросить — вы не против, если эти люди будут при нём присутствовать?
— Не против, — растеряно пробормотала Ванда и испугано посмотрела на врача, а потом на меня.
Подойдя к кровати, я присел на краешек и взял её за руку, а Майя с Герой сели в кресла и выжидающе посмотрели на врача. Доктор, посмотрев на Ванду спросил:
— Для начала я бы хотел получить ответы на некоторые вопросы. У вас болит голова и если да, то, как часто и как давно это началось?
— Болит, — ответила она, подумав. — И в последнее время всё чаще и чаще. А началось это где-то с месяц-полтора назад.
— У вас в семье кто-либо болел раком?
— Да, бабушка умерла от него.
— За последние шесть месяцев вы переживали какие-либо психоэмоциональные потрясения?
— Да, — тихо ответила она и искоса посмотрела на меня. — Меня машина сбила… Ну и так ещё пару неожиданных открытий сделала. А что?
— Всё дело в том, что мы обнаружили у вас опухоль в головном мозга между мозжечком и глазным яблоком. Пока мы не можем сказать доброкачественная она или злокачественная, но зачастую при сильных потрясениях опухоли могут перерождаться из доброкачественных в злокачественные, и при росте давить на анализаторы и структуры головного мозга, из-за чего пациенты испытывают головные боли и головокружения. А если вы говорите, что голова у вас болит, причём часто, то боюсь, опухоль растёт.
Ванда испуганно посмотрела на меня, а потом на врача и спросила:
— И что теперь делать? Это ведь лечиться?
— Буду предельно откровенным, — серьёзно ответил врач. — Только три процента людей с таким диагнозом выживают, и последствия могут быть любые.
— Три процента? И любые последствия? Я что превращусь в овощ, если выживу? — она обескураженно посмотрела на него. — И сколько мне осталось при самом плохом развитии событий?
— Всё зависит от вашего организма. Может месяц, может два-три, максимум полгода. Сейчас я не могу точно ответить на этот вопрос. Необходимо сделать анализы и понаблюдать за вами.
— Ясно, — прошептала она и опустила голову.
Слушая врача, я уже чувствовал панику. "Я сбил её на машине и с этого всё началось? А потом ещё и правду о нас рассказал! Получается, это я во всём виноват?". Прижав Ванду к себе, я решил: "Ну, раз из-за меня всё началось, то я и всё закончу. Обращение самый идеальный вариант в этом случаи. Нанокриты быстро её вылечат. А если она откажется от него, то обращу силой. Три процента вылечившихся меня не устраивают. Да что там три процента! Меня и девяносто процентов не устроило бы".
— Доктор, вы не могли бы выйти. Нам надо поговорить наедине, — сказал я.
Он кивнул и вышел, а Майя тут же поднялась с кресла и, подойдя к кровати, в упор посмотрела на меня.
— Ванда, хорошая моя, почему ты не говорила, что у тебя часто болит голова? — спросил я.
— Я просто думала, что это от мыслей, которые мучают меня, а головокружения от поцелуев и всего остального, — покраснев, пробубнила я.
— Есть только один способ вылечить тебя, — твёрдо сказала Майя и посмотрела на Ванду. — Обратить.
Ванда испуганно дёрнулась и прошептала:
— Я не хочу… Ведь надежда есть… Три процента всё же выживают.
— Да хоть девяносто три! Меня это не устраивает! — воскликнул я.
— Дамис, я не смогу так жить, честно, — испуганно ответила она.
— Сможешь. Мы едем домой, и это больше не обсуждается.
Поднявшись с кровати, я вышел в коридор, чтобы найти врача и сказать ему о том, что мы забираем Ванду домой и отказываемся от лечения, и заодно забрать её одежду. "Всё к лучшему" — сказал я себе. "Зато теперь она точно пройдёт обращение и станет одной из нас".
