Марьяна Сурикова - Не зная пощады

— Нет. Я решил обсудить сей деликатный вопрос с вами, прежде чем доводить до его сведения.

— Вильдан должен остаться. Пусть ты печешься о его здоровье, но сейчас идет война, не время прекращать битву в самый ее разгар. Потом, когда победа будет за нами, настанет время зализывать раны.

— Вот как? Когда победа будет за нами, моему племяннику нечего будет зализывать. Вы свалили на него весь груз забот, вы лишь издаете приказы, а он борется за всех нас, ведет войска в бой, вдохновляет. Из каждой такой битвы он может просто не вернуться!

— Это его желание. Ты ждешь, что совет повлияет на него, но лучше всех понимаешь, что твой племянник сам выбрал этот путь. Мы просили его занять место среди нас, руководить сопротивлением отсюда, но он хочет участвовать в боях, полагает, что его присутствие вдохновляет остальных инквизиторов, и это действительно так.

Я молча скрестил руки перед собой, понимая, что совет не окажет мне поддержки в этом вопросе, а без давления со стороны глав сильнейших родов Кристиан ни за что не согласится покинуть свой пост.

Как удивительно все-таки ведет себя Сантана! Заставляет нас сидеть в лагере целыми днями, при этом не следит за нашим поведением, часто пропадает где-то с черными колдуньями, предоставляя остальных самим себе. Некоторые ведьмы уже проявляли свое недовольство, не понимая, почему предводительница не уделяет им никакого внимания, я же была этому только рада. Понятно, что она придумала, как сможет одержать победу над инквизиторами, а теперь лишь копит силы, питая только тех, кто может оказать ей поддержку. Зачем ей носиться с простыми ведьмами, если на всех не хватит жизненной энергии? Нас можно просто кинуть в самую гущу схватки, прямо на головы инквизиторам, точнее на их клинки, а сильные ведьмы в этот миг подкрадутся сзади и прикончат врагов. Вот только кроме одинокой перебежчицы, кажется, никто не подозревал об истинной сущности предводительницы. На мне же явно сказывалось общение с инквизиторами, а точнее с Тинольдом, потому что Вильдан со мной разговаривал очень мало, а если и говорил, то словно через силу. Тин не уставал каждый раз поражаться тому, как просто бывает его сообщнице ускользнуть из лагеря, хотя искренне этому радовался. Страшно представить, что было бы, задайся кто-то целью выяснить, где это я иногда пропадаю час-другой на закате. На всякий случай мы очень старательно соблюдали меры предосторожности: я уезжала редко, Тин хорошо прятал карету, встречались каждый раз на приличном расстоянии от лагеря и в разных местах. Сестры полагали, что я, как и многие из нас, просто хожу в лес набираться сил. Сантана даже заподозрить не могла, что кто-то из ведьм способен предать ее, она искренне верила в силу клятвы. Впрочем, ее я не нарушала. Даже наоборот, я ей следовала, стремясь защитить более слабых сестер, если ведьмы проиграют в этой борьбе. К тому же предводительница велела не причинять вреда, но не взяла слова не рассказывать Вильдану о том, что было ведомо лично мне. Жаль только, Сантана не ставила нас в известность о своих планах более подробно, предпочитая решать все с приближенными, но надеюсь, инквизитору хватит скудных сведений, предоставляемых мной — это ведь лучше, чем ничего.

Сегодня Тин опять привез меня в знакомый дом, встретивший привычной тишиной большого холла, и оставил дожидаться своего кумира.

Я зашла в библиотеку, но Вильдан еще не вернулся. В этот раз я соблюла все условия, явившись на закате, а он где-то пропадает… Я подошла к книгам, провела пальцами по корешкам, а потом достала один потрёпанный томик, раскрыла и случайно уронила на пол белый конверт. Наклонившись, взяла письмо в руки, не удержавшись, открыла и достала исписанный изящным почерком лист.

Мой дорогой Кристиан,

Всего несколько часов, как ты уехал, а я уже очень скучаю. Твоему дорогому брату приходится едва ли не оттаскивать меня от окна и придумывать разные новые интересные занятия. Я упорно не замечаю его усилий и все жду, когда же на дороге появится темноволосый всадник, тот, при виде которого быстрее забьется сердце, безошибочно признав моего обожаемого мужа. Думаю, чтобы отвлечься, нам стоит пройтись по магазинам и купить игрушек для Доминика. Мальчик растет, становится таким живым и любознательным ребенком. Характером он больше напоминает мне тебя, чем Питера (но мы не будем ему об этом говорить, иначе раним отцовскую гордость).

Сейчас я вновь ощутила шевеление нашего малыша. Не могу дождаться того счастливого мгновения, когда ты возьмешь его на руки, прижмешь к груди. Представляю, как засветятся гордостью твои глаза, а я почувствую себя самой счастливой женщиной на свете.

Мой любимый обожаемый муж, поскорее возвращайся ко мне, я невероятно скучаю и считаю минуты до нашей встречи. Желаю ощутить твои крепкие объятия, почувствовать на губах твои губы и вдохнуть неповторимый, такой родной и сводящий с ума аромат твоей кожи. Поскорее, поскорее вернись ко мне, мой Кристиан.

Я опустила письмо, чувствуя, как слезинка скатилась по щеке. Какое трогательное послание, как же повезло этому Кристиану, у которого была столь любящая жена. Я поспешно стерла слезу, но за ней вдруг побежала другая. Мне никто никогда не писал подобных писем, я не думала, что люди могут так любить друг друга. Я вообще мало видела настоящей любви. Кто же, интересно, этот Кристиан? Дальний родственник Вильдана? Я прошла к камину, снова перечитывая послание и прижав к груди одну руку. Я даже не заметила, как дверь отворилась, пропуская инквизитора.

— Что ты читаешь? — внезапно прозвучал в тишине его голос, заставив меня вздрогнуть.

— Я… тут… совершенно случайно нашла письмо в одной книге, очень трогательное послание.

— Письмо в книге? — мужчина стремительно приблизился, протягивая руку. — Отдай немедленно!

Я протянула Вильдану плотный белый лист, поспешно стирая со щек слезы. Инквизитор буквально выхватил его из моих рук и впился в послание глазами.

— Это последнее, — прошептал он. — То, что я так и не успел отыскать.

— Что последнее?

Вильдан молчал, продолжая смотреть на письмо, лицо его заметно побледнело, губы сжались.

— Ты слышишь? — вновь спросила я. — Почему ты искал его, оно ведь написано какому-то Кристиану.

— Кристиан — мое второе имя, которым я больше не пользуюсь. — Наконец ответил инквизитор, словно с трудом произнося слова.

— Кристиан… Кристиан Саркис?

— Вильдан, — процедил он сквозь зубы.

— А письмо?

— От моей жены Лидии. Она написала его в день гибели. Лидия всегда составляла для меня такие послания, стоило отлучиться куда-нибудь. Я находил их в любимых книгах.