Ольга Гусейнова - Пепел на ветру (СИ)
Сур посверлил меня взглядом мгновение-другое, затем его лицо внезапно озарилось клыкастой ухмылкой, от которой перехватило дыхание, но теперь не от страха, а в предвкушении очередной выходки.
– Хорошо, от меня ни на шаг, и все это только потому, что ты так ласкова со мной. Трудно в чем-то отказать, когда ты называешь меня Кирюшей.
Засмотрелась на него, а потом сама потянулась к губам, приподнявшись на цыпочках и цепляясь за воротник свитера. Ухмылка на его лице дрогнула, сменившись загадочным выражением: может восторга, а может нежности, смешанной с удовлетворением. Ведь он добился, наконец, того, что я сама тянусь к нему, нуждаюсь в нем. Прошу о поцелуе...
Страстный поцелуй разбудил обоюдное желание, но громкий голос Павла с первого этажа, позвавший нас, заставил прийти в себя и неохотно отстраниться друг от друга. Уже выходя из спальни за руку с Кириллом, неожиданно почувствовала неприятный укол тревоги, заставивший резко остановиться на первой ступеньке лестницы и внимательно посмотреть на него. Он уже спустился на пару ступенек ниже и с недоумением взглянул на меня, вопросительно приподняв смоляную бровь. Я сглотнула и словно с обрыва вниз головой рухнула, выдохнула, заглядывая в его голубые глаза, в которых вновь видела целое небо. Мое личное небо.
– Я люблю тебя, Кирилл! Странное чувство, ведь раньше я любила только родных, а сейчас оно глубоко внутри, и заставляет ощущать себя неуверенно, незащищено, сомневаться в себе и бояться тебя. Но хочу сейчас признаться, потому что чувство буквально переполняет меня и заставляет на все смотреть другими глазами. Я просто хочу, чтобы ты знал – я люблю тебя.
Мои личные небеса потемнели от заполнивших их эмоций. Кирилл поднялся на одну ступеньку, а потом неожиданно резко подхватил меня на руки. В первый момент я испугалась, что мы свалимся с лестницы, но мой сур стоял, словно приколоченный. Сильно, до хруста в костях сжал в своих объятиях, затем наклонил голову, зарываясь во впадинку между плечом и шеей и, глубоко вдохнув, ответил:
– Я догадываюсь, что заставило тебя признаться именно сейчас, но я рад. Точнее, счастлив услышать твое признание.
Кирилл начал спускаться по лестнице, а я, нахмурившись, ткнула его в грудь и прошипела с недоумением:
– И что? Это все? Больше тебе нечего сказать?
Мужчина хмыкнул и расцвел в широкой довольной улыбке. И только когда заметил, что я покраснела от смущения и обиды (по крайне мере, свои пылающие щеки чувствовала прекрасно) ответил:
– Я рад. Понимаю, что тебе важно услышать, волчонок. Я люблю тебя не меньше. Точнее, уверен, что гораздо больше, чем ты, потому что чистокровные полиморфы выбирают пару навсегда и любят до гробовой доски, – серьезно и настолько убежденно сказал, что у меня не возникло ни тени сомнения – все правда. – Знаешь, нам надо кольца поискать обручальные.
Я замерла, слушая его, а потом, обвив его шею руками, положила голову ему на плечо и мурлыкнула, счастливая:
– У меня есть куча золота. Я его пару месяцев назад в магазине... набрала. На всякий случай.
Снова веселый хмык, а потом Кирилл уточнил:
– А с двойным ободком полиморфов там есть?
Я восторженно уставилась на него и скорее выдохнула, чем спросила:
– Ты уверен, что нужен именно двойной, ведь мы же еще не...
– Уверен, милая! Мне кроме тебя никто больше не нужен и никогда не понадобится. А для тебя не так?
Я еще сильнее прилипла к нему, усиливая захват на его шее и, заметив друзей, с довольными улыбками ожидающих нас, прошептала ему на ухо:
– У меня так же, любимый! До встречи с тобой меня никто особо не интересовал, а сейчас нужен только ты. Мой лохматый и любимый сур! – последнее я уже проурчала довольной жизнью кошкой. Похоже, Кирилл прав, я не волчица – во мне рядом с ним рождается что-то кошачье. Стоит ему появиться рядом, хочется об него потереться, помурлыкать, когда он касается меня. В общем, сразу начинается март и желание спариваться. Кошмар!
К нам подбежала Лиза, которая, вцепившись в свитер Кирилла, настойчиво попросила, подпрыгивая от нетерпения:
– А меня? Я тоже хочу на руки, папа. Почему маме можно, а мне нельзя?
Кирилл хмыкнул и, повинуясь моей молчаливой просьбе, опустил меня на пол, напоследок нежно поцеловав, а потом подхватил Лисенка на руки, громко, смачно тоже поцеловал ее в щеку с симпатичной ямочкой и спросил с хитринкой:
– Лисенок, знаешь, как я тебя люблю? – Девочка с сияющими от восторга зелеными глазами покачала головой. Кирилл неожиданно подбросил ее вверх с криком: Вот как сильно! – и поймал.
– Еще, еще, папа! – И снова взлет и падение в сильные надежные руки с громким, счастливым детским смехом. А я удивилась, насколько же сильны полиморфы, если вот так легко подбрасывают довольно тяжелую восьмилетнюю девочку. Учитывая, что оборотни тяжелее, чем представители других рас.
Олег с восторгом и с завистью в глазах наблюдал за Лизой, потом с надеждой посмотрел на Павла, тот хмыкнул и, приподняв руки ладонями верх, со смехом покачал головой:
– Не-е-е, Олег, ты что? Хочешь, чтобы у меня грыжа образовалась? Ты же лось здоровый, чтобы как Лизка летать. Мало ли, а то мы Кирюхам потолок твоей головой проломим...
Я расхохоталась, услышав как Пашка, назвал нас с Киром. Потом с глубоким чувством посмотрела на своего любимого мужчину и дочь. Полеты прекратились, и сейчас Кир тискал Лисенка, доводя ее щекоткой до икоты, но при этом одарил меня очень многообещающей улыбкой. За всеми этими шутками и смехом я совсем забыла о проснувшемся предчувствии.
Уже выходя из дома, Кирилл подхватил со стола в подсобке веревку и, продев ее в шлевки моих штанов вместо ремня, завязал мудреным узлом. На мой вопросительно-недоуменный взгляд бесстрастно ответил:
– Кроме меня вряд ли кто развяжет... – затем за эту веревку, воткнул маг-пистолет облегченной модификации со словами: – Береженого Триединый бережет.
*****
Снова до боли знакомый магазин «Детский мир» с многочисленными отделами на нескольких этажах. Здание опять неприятно поразило гулкой тревожной пустотой, а еще крупинками мелкого снега, кружившими на сквозняке по мраморным плиткам пола. Кое– где возле стен скапливались небольшие сугробики, и от этого угнетающее чувство безысходности все сильнее давило на психику. Раньше здесь было тепло и весело, сейчас
– холодно, сумрачно и тоскливо, несмотря на столь радостный повод для нашего появления здесь.
Отыскав, кажется, еще нами с Лизой оставленную возле входа красочно раскрашенную тележку, мы отправились за нужными вещами. По дороге нашли еще одну, потом еще и, гулко ступая по плитке тяжелой зимней обувью, начали обход отделов. Нашли детские кроватки, и мужчины, подчиняясь нашим указаниям, понесли сразу несколько уже даже собранных вниз к грузовику, на котором мы приехали. Зинаида, когда мы оставляли у нее наших детей, тоже попросила кроватку ей привезти. Так что сейчас мы сразу пять штук загрузили в машину. Как сказал Кирилл, улыбаясь, мало ли что...
