Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Как видишь, не появилась, — признала я. — И ты права, меня это ни капельки не расстраивает. Ни на кончик ногтя.

Я с удовольствием показала ей этот самый кончик, прекрасно подточенный и покрытый розовым лаком. Безупречный ноготь. И чем он не нравится этой стерве? Вон как скривилась.

— А ты обнаглела, — зло сказала она. — С чего бы это? Учти, тётя появится, будешь молить её о смерти, если не сможешь договориться.

И тут она заметила Альбу, которая оказалась для неё очень даже видимой.

— Это фамильяр? Мой фамильяр? — выпалила она со странным выражением на лице.

— Мой фамильяр, — с нажимом возразила я.

Отказываться от одной из немногочисленных подруг в этом мире я не собиралась. Да, я бы предпочла о ней умолчать, но Катя Альбу уже заметила.

— Но если это фамильяр, значит, тётя больше не появится? — радостно спросила она и сама себе тут же ответила: — Разумеется, не появится. Ведь с новым фамильяром ты могла себя связать только после разрыва связи с прежним. А это не могло случиться, если бы прежний был жив. Я права?

Альба сжалась в комочек, стремясь слиться с моим утренним лёгким платьем. Чего она так испугалась, я не поняла. Проболтаться моя предшественница не проболтается: сюда её приносит только ко мне. С бывшим фамильяром она тоже как-то общалась, но в свои секреты меня не посвящала. А вот к другим в этом мире она прийти не могла, в этом я была уверена: моих знаний хватало, чтобы понять — чтобы душа притянулась, должна быть крепкая связь между ней и тем, к кому притягивается.

— Понятия не имею, я не столь сильна в магии, — не скрывая насмешки, ответила я.

— Могла бы и разобраться за это время, — презрительно бросила она и перевела взгляд на висящее платье, после чего остальное потеряло для неё значение. Она закружила вокруг него как акула вокруг добычи. — Какое чудо! Именно в таком я мечтала выходить замуж.

— Почему же не сделала, когда была возможность?

— Ты не понимаешь, — она высокомерно улыбнулась. — Ты герцогиня только по названию, у тебя нет ни Сиятельного воспитания, ни Сиятельного вкуса. Там, где я сейчас, это платье было бы неуместно, а вот тут — напротив.

Она протянула руку, но рука прошла сквозь платье, и лицо Кати исказила злая гримаса. Бывшая герцогиня потребовала: — Приложи к телу, чтобы я посмотрела, как выглядит. А лучше надень.

— Не хочу, — отрезала я. — У меня оно не вызывает такого восторга, как у тебя, а завтра мне придётся таскать его целый день.

Платье было красиво, не поспоришь, но у меня вызывало лишь отвращение. Как вызывала отвращение и грядущая свадьба. У меня зрело стойкое желание позволить Раулю выкрасть меня из сна, в котором мы сегодня встретимся, и я бы ему не сопротивлялась, если бы была уверена, что радиус круга, внутри которого Теодоро мог меня выдернуть, теперь не затрагивает Теофрению, а браслет Бласкеса на моей руке можно каким-то образом отключить.

— Завтра? Уже завтра ты выходишь за Теодоро? — Она заметалась по комнате, как настоящее привидение. — Но этого не должно случиться. Не должно! На твоём месте должна быть я! Отдай мне моё.

Она с таким зверским видом протянула ко мне руки, что я испугалась: сейчас начнётся борьба за это тело и меня вышвырнет наружу, как паразита, занявшего чужое место. Я даже успела испугаться за свою душу, с которой непонятно что произойдёт. Но Катя не смогла даже прикоснуться, не то что залезть внутрь. И почти сразу её потащило прочь. И её лицо, искажённое ненавистью, отдалялось и отдалялось, пока не исчезло вовсе. Но ненависть на нём оставалась до самого последнего мгновения. Неприятное зрелище. Никогда не думала, что могу так противно выглядеть.

Когда Катя окончательно пропала, я с облегчением выдохнула и подумала, что надо было спросить при её появлении, пока она не отвлеклась на платье, Теодоро и свадьбу, нет ли у неё идеи по предотвращению брака. В конце концов, она куда лучше меня разбиралась во всех хитросплетениях теперь уже неСиятельных интриг.

— Мне она не нравится, — тихо сказала Альба.

— Мне тоже. Но до нас она может добраться только привидением. Да и то, насколько я понимаю, не всегда по своей воле, — ответила я, поглаживая фамильяра по мягкой шёрстке. — А в таком виде она не может ничего сделать ни мне, ни тебе.

Умом я это понимала, но в сердце всё равно поселилось беспокойство. Вспомнились слова Рауля о том, что Эрилейские меня используют и после уничтожат. Ведь Эстефании теперь даже не нужно проводить обмен, достаточно просто выковырять меня из этого тела. Это для обмена требовалось моё согласие, будет ли оно требоваться, если Эстефания решит вернуть себе своё? А она точно хотела, но провести обратный ритуал не предложила, и это настораживало.

— Альба, а что будет с тобой, если я вдруг исчезну?

— Я не знаю, донья, — тихо ответила она. — Возможны варианты, и среди них есть не очень хорошие.

Это было плохо, потому что, если меня отсюда унесёт, я не смогу вернуться. И что тогда будет с фамильяром, который формально присягал мне, как герцогине Эрилейской? Неужели настоящая герцогиня сможет присвоить мою Альбу? Вариант, что она погибнет, мне тоже приходил в голову и пугал куда сильнее. В конце концов, все люди смертны, а Альба присягала мне, а не роду, и в случае, если права на неё перейдут другому человеку, то фамильяр освободится с его смертью. А вот если Альба умрёт, то ничего изменить будет уже нельзя.

— Альба, а если разорвать нашу связь? Нехорошие варианты уйдут?

— Я не хочу, донья, — неожиданно твёрдо ответила она. — Я прожила слишком долго, чтобы отрекаться от такой хозяйки, как вы. Я разделю вашу судьбу, какой бы она ни была.

— Если меня развеет, я не хочу, чтобы развеяло и тебя.

— Это мой выбор, донья, — упрямо ответила она.

— А мой — не позволить тебе погибнуть со мной. Ты знаешь, что нужно делать, чтобы разорвать связь?

— Я вам в этом не помощник.

Завтрак уже не лез мне в рот, поэтому я быстро допила остаток кофе из чашки и почти побежала в библиотеку. Она здесь была куда меньше, чем в замке Эрилейских, но я надеялась, что смогу найти что-то, позволяющее освободить Альбу. Сама она бежала рядом со мной и ворчала, чтобы я выбросила все эти глупости из головы, ибо есть проблема посерьёзней.

— Какая проблема? — спросила я, хотя была уверена, что она сейчас пытается меня отвлечь.

— Если вы, донья, допускаете, что прежняя Эстефания вернётся, то она узнает всё, что с вами было. Узнает и доложит мурицийскому королю.

Я замерла на месте, испуганно охнув. Потом спохватилась:

— Да нет, же я знаю, как поставить блок на память.

— Донья, вам нужно не просто знать, но и быть готовой в любой момент поставить, — заметила Альба. — Сделать заготовку, понимаете? Прямо сейчас сделать.

Предложение оказалось очень своевременным, потому что это было единственное, что я успела: сделать заготовку и выдрать собственные воспоминания, когда неведомая сила потащила меня из тела, пытаясь выбросить не только из него, но и из мира. В этот раз я даже видела связующую нить и понимала, что стоит пройти по ней — и Теофрения, а вместе с ней и Рауль окажутся в безопасности, а мне больше не придётся ни выходить за Теодоро, ни бояться Бласкеса. И я была готова уйти, но всё же выдиралась тяжело, потому что успела зацепиться в этом мире. Потому что тут оставались те, кто глубоко пророс в моё сердце и с кем я никогда больше не увижусь, если отсюда исчезну. И Альба… Я так и не смогла её освободить.

Но от меня зависело очень мало: без согласия душа выдиралась тяжело и болезненно, но выдиралась. Я только и успела закончить с блоком, привязывающим воспоминания к душе, как вылетела из одного тела и практически тут же влетела в другое.

Первое, что я увидела в своём старом мире: несущуюся на меня машину. Буквально на автомате я выставила защиту, но её оказалось недостаточно: машина в меня врезалась, я отлетела, ударилась об асфальт и потеряла сознание.

Глава 37

Когда я пришла в себя, в первый момент показалось, что ничего не изменилось: я всё так же лежу в коме, а все мои приключения в другом мире — лишь плод фантазий воспалённого мозга, который согласен на что угодно, кроме пожизненной неподвижности тела. И даже голос врача, запомнившегося мне по коме, был тот же. Но первые же услышанные слова доказали, что случившееся было реальностью.