Зеркальщик. Счастье из осколков - Наталья Алексеевна Мусникова
Иван Аркадьевич посмотрел на помощницу дознавателя ясными глазами невинного младенца, ангела, в рождественскую ночь спустившегося с небес к людям со светлой вестью, мученика, готового потерпеть за веру.
- Господь с Вами, милая барышня, я никак не могу уразуметь, о чём Вы толкуете.
Варвара Алексеевна насупилась, построжала, безошибочно уловив в почтительно ответе злую насмешку. Лев Фёдорович рыкнул и, слова худого не сказав, отвесил арестованному звонкую затрещину, которая едва не ринула его на пол.
- Позубоскаль ещё, - угрожающе пропыхтел околоточный, - чай не на ярманке! И не на посиделках с девками.
Иван шмыгнул носом, зыркнул недобро из-под насупленных бровей, но говорить ничего не стал, замкнулся в угрюмом молчании. Варенька прикусила губу, подавляя присущее всем добросердечным людям желание заступиться за невинно обиженного.
«Даже думать об этом не смейте, Варенька, - вмешался Всеволод Алёнович, - он же, почуяв Вашу слабость, кружева из Вас плести начнёт! Снова спрашивайте, да сурово, когда ему пришла в голову мысль извести купца Пряникова».
Девушка откашлялась, расправила плечи, вскинула голову, чтобы казаться выше, и тоном, как ей самой казалось, донельзя строгим вопросила:
- Иван Аркадьевич, когда вы решили убить купца Пряникова?
Студент посмотрел на барышню с насмешкой:
- А с чего Вы взяли, что это я дядюшку зарезал? Чай, желающих-то и без меня немало было! Та же тётушка, например, али девка-горничная, мечтающая хозяйкой стать. Та ещё змея лютая, она мою Дарьюшку со свету сколько раз сжить пыталась, еле сберёг голубку свою ненаглядную!
- Какая трепетная забота, - процедила Варвара Алексеевна, так сверкнув глазами, что проняло даже видавшего виды и ко всему привыкшего околоточного. – А ежели я скажу, что самовидец есть, видевший тебя с Евдокией в ту самую пору, когда ты её из-под ареста свёл? Самовидец, коий видел, как ты Евдокии шею сворачивал?
Лицо Ивана Аркадьевича на миг исказила лютая звериная ярость, быстро сменившаяся ленивой скучающей усмешкой человека, коему до смерти надоели пустые бредни, да вот воспитание не позволяет окоротить собеседника.
- И что же это за самовидец такой диковинный? Ваши причудливые грёзы? Вот что я Вам скажу, барышня: не след девке в мужское дело соваться. Разума у Вас не хватит…
Околоточный не стерпел. Глухо рыкнул и в очередной раз отвесил звучную затрещину, от коей студент мешком рухнул на пол.
- Замолкни, щучий сын! – рявкнул Лев Фёдорович, с трудом удерживаясь от того, чтобы начать пинать ногами поверженного. – И не раскрывай свою пасть до тех пор, пока тебе не позволят! Ишь, умник выискался, советы даёт! И поумнее тебя советчики найдутся, коли в них надобность возникнет!
- Лев Фёдорович, - нежный голосок Вареньки звякнул отменной булатной сталью, способной, при необходимости и лист железа напополам рассечь, - я безмерно благодарна Вам за помощь, но попрошу более арестованного не бить. Он, без сомнения, душегубец и мерзавец первостатейный, а посему нам не стоит ему уподобляться.
Околоточный посмотрел на барышню так, словно в тёмной подворотне вместо душегуба встретил белоснежного серафима с серебряными крылами.
- Что же касается вас, Иван Аркадьевич, то самовидец у нас вот какой.
Девушка уверенно подошла к окну, не без усилий распахнула его и пару раз призывно чирикнула. Не прошло и десяти минут, показавшихся околоточному, тайком укрепившемуся в своей вере о безумии девушки, вечностью, а самому студенту одним коротким мгновением, как на руку Варваре Алексеевне безбоязненно сел тощий воробьишка с воинственно встопорщенными пёрышками. Пичуга смотрела на мужчин то одним глазом, то другим, непрестанно подпрыгивала на месте и о чём-то возбуждённо щебетала, мало крылом не тыча в сторону студента.
- Тоже мне, самовидец, - усмехнулся Иван Аркадьевич, быстро возвращая пошатнувшуюся было веру в собственную безнаказанность, - пичуга тощая. Да её ни один судья слушать не станет!
Лев Фёдорович задумчиво огладил подбородок, покачал головой:
- Ну, почему же не станет? Демид Олексич, дай ему Бог здоровья на долгие годы, завсегда самовидцами зверей да птиц приглашает, потому как язык их диковинный разумеет, а подкупить их никто, слава богу, не додумался. Самые честные самовидцы. А у Всеволода Алёновича, ежели мне память не изменяет, амулетик имеется, коий любое воспоминание в отражение превратить может и вроде картины сохранить. А уж такое-то доказательство вообще любой судья примет!
«Точно, есть амулет, - оживился Всеволод Алёнович, и Варенька без труда представила, как он воодушевлённо хлопает себя по коленям, - в моём столе, в верхнем ящике лежит! Камушек такой серебристо-серый».
Варвара Алексеевна неспешно прошла к столу Зеркальщика, открыла верхний ящик, достала серебристо-серый камушек размером с кулак, показала его околоточному и деловито уточнила:
- Этот амулет?
Ответ барышне был и не нужен, Всеволод и сам подтвердил, что камень тот самый, но девушке почему-то не хотелось демонстрировать незримую связь с суженым. Что-то останавливало: то ли застенчивость, то ли какое-то смутное предчувствие.
- Так точно-с, барышня, - оживился Лев Фёдорович, - он самый. Я его видал пару раз, Всеволод Алёнович, помоги ему боже, иногда пользовался им.
Иван Аркадьевич побледнел и непроизвольно дёрнулся, но один из медведеподобных мужей мягким движением положил ему на плечо свою тяжёлую длань и даже немного кокетливо покачал головой, мол, не надо, не стоит этого делать. Студент судорожно сглотнул и поник, точно подрубленное деревце, а потом дерзко вскинул голову и непокорно сверкнул глазами. Варвара Алексеевна меж тем поднесла кристалл к воробьишке и пару раз звонко призывно чирикнула. Пичуга послушно наклонила клювик, а затем тюкнула по камушку с такой силой, словно намеревалась выбить её из руки девушки. Варенька непроизвольно ойкнула, крепче сжимая пальцы, камень печально звякнул, нагрелся, помутнел, и от него отделилось бледно-серое пятнышко, быстрее молнии метнувшееся к стене и расплескавшееся по ней точно грязная лужа.
- И что? – усмехнулся Иван Аркадьевич, опять вернувший себе прежнее спокойствие и насмешливость. – Осмелюсь заметить, Ваши фокусы похожи на те, что показывает балаганный шут в грязной палатке на ярморочный день!
Варвара Алексеевна сердито прикусила губу.
«Приложите руку к пятну и шепните: «фенестра», - мягко подсказал Всеволод.
Барышня откашлялась, коснулась пятна и старательно произнесла театральным шёпотом, коим на подмостках всегда вещают злодеи:
- Фенестра!
- Ась? – переспросил Лев Фёдорович, наклоняясь к Вареньке и чуть оттопыривая ухо. – Вы чего-то сказали, Варвара Алексеевна?
Ответить девушка не успела, да любые слова сразу
