О звере и фейри - Келси Киклайтер
Я делаю так, как советовал Келлан. Танцую до тех пор, пока не изнашиваю свои простые туфли, а ступни не покрываются волдырями, а потом начинаю снова. Я делаю перерывы только для того, чтобы осушить бокал летнего вина одним большим глотком.
На каждом повороте я замечаю Ислу, ее взгляд, устремленный на меня. Она продвигается по периметру зала, следя за моими перемещениями от партнера к партнеру, но никогда не приближается ко мне. Впрочем, и я не могу заставить себя подойти к ней. Пока не могу. Однако знаю, что сделаю это позже.
Я танцую с человеческим партнером Лулы, и он еще меньше уверен в своих шагах, чем я. Румянец не сходит с его щек, а улыбка сияет каждый раз, когда он смотрит на Лулу. Она беззастенчиво смеется над нами, хотя и подносит мне еще один бокал вина, держа его подальше от своего партнера.
Я танцую с таким количеством партнеров, что сбиваюсь со счета. Единственная партнерша, которую я отвергаю, – бледно-розовая нимфа, с которой я кружилась во время первого танца. И делаю это с блеском в глазах, который, я уверена, она замечает.
Когда луна начинает подниматься над нами, освещая стеклянный купол, я нахожу Ширу и Тильду. Платье Ширы – красивое, мерцающее серебром на тонких бретельках и не скрывающее многочисленные татуировки. Я со свистом приветствую их.
– Ты не шутила. – Каждый дюйм ее смуглой кожи покрыт замысловатыми вихрями и узорами, которые сливаются воедино так, что это можно расценивать только как настоящее произведение искусства. Она усмехается в ответ.
Я уверена, что Элли убила бы за такое платье, как у Тильды. Знойный розовый и пышный фатин напоминают люфу, ту, которая очень приятна. Она кружится среди танцующих пар, не утруждая себя поиском партнера. Шира делится со мной небольшой фляжкой с зимним вином, пока мы наблюдаем за Тильдой с искренним недоумением. Два разных напитка сталкиваются в моем организме, словно огонь и лед. Вскоре Благие побеждают свою настороженность, и один из мужчин приглашает Ширу на танец. Она оставляет мне флягу, и я поднимаю за нее тост, слегка улыбаясь.
Когда очередная песня подходит к концу, мужчина-фейри кланяется передо мной – единственный мужчина, который осмелился бы облачиться во все черное. Половину его лица скрывает подходящая парчовая маска, которую я видела раньше. И я узнаю эти чернильно-черные глаза где угодно.
– Гейдж, – выдыхаю я его имя, когда он притягивает меня к себе и обхватывает рукой мою талию, приготовившись к танцу. Он забирает у меня фляжку и прячет ее во внутренний карман. С жидкой смесью льда и пламени, текущей по моим венам, это, наверное, к лучшему.
– Т-ш-ш, ясноглазка, – шепчет он, улыбаясь уголками губ.
– Ты не должен находиться здесь. – Но я бы солгала, сказав, что не рада его присутствию.
Он усмехается еще шире.
– Злишься?
– Неистово, – отвечаю я с улыбкой. Я осторожно опускаю руку на его плечо, когда начинают звучать первые ноты.
Первый же шаг приближает его ко мне, и я ощущаю его дыхание на своей щеке, когда он шепчет:
– Превосходно. – Низкий, гулкий аккорд виолончели приводит танец в движение, и мы с Гейджем уносимся вместе с музыкой. Я узнаю эту мелодию. Я слышала ее, но не во время наших тренировок. Это его песня, та, которую он написал, которую я услышала в Лощине. Скрипка подхватывает мелодию, что только подтверждает мою догадку. Но мы единственные, кто знает об этом. Остальные пары уносятся с танцпола, словно чертополох, развеянный ветром, и смотрят на тех, кто там остается, – на нас.
Наши взгляды встречаются. Из-под манжеты его рукава вырывается тень и обвивается вокруг моего запястья, которое сжимает его рука. По моей коже проносятся теплые мурашки.
– Зачем рисковать? – спрашиваю я. Солиэль будет в ярости.
– И позволить другому мужчине наслаждаться плодами моих усилий? – Он раскручивает меня, и я смеюсь, пока он притягивает меня к себе вновь, что вызывает у меня легкое головокружение. Он замирает, когда я возвращаюсь в его объятия, и его лицо становится серьезным. – Я знал, что сегодня ты будешь блистать. Хотел убедиться, смогу ли увидеть тебя такой.
Моя улыбка меркнет, и я растерянно смотрю на него. Мы ступили на опасный путь.
Музыка набирает обороты, становится громче, требовательнее. Он привлекает меня ближе, я следую за его шагами, и мы вихрем уносимся прочь от толпы.
– Гейдж, – начинаю я, оглядываясь по сторонам и чувствуя взгляды на своей спине. – Мне незнакомы эти движения.
Я не имею права на ошибку, не на глазах у всех придворных.
Его голова наклоняется в сторону, и он изучает меня.
– Ты доверяешь мне?
Я чувствую, как мой взгляд приобретает слегка враждебный оттенок. «Народец не любит прямых вопросов».
– Вопреки всему, – нехотя признаюсь я, с удивлением осознавая, что это правда.
Уголок его губ подергивается, и я знаю, что он подарил бы мне сейчас одну из своих редких улыбок, если бы не окружающая нас публика. Его рука на моей пояснице притягивает меня к нему, мягко, словно предлагает, а не приказывает. Просит позволения вести.
И в ответ я послушно следую туда, куда он меня направляет. Он издает небольшой смешок, предназначенный только для моих ушей.
– Ужасное решение, если честно.
– Знаю, – смеюсь я, и он поворачивает меня в танце перед всем Народцем. Снова привлекает меня к себе и кружит нас, следуя настойчивому ритму своей мелодии. Тепло его тела манит, оставляя в душе клубок вопросов, которые вино фейри изо всех сил силится смыть.
– Сегодня ты была довольно популярна, – замечает он, и его шаги волнообразными движениями перемещают нас по кругу.
– Им любопытно, – отвечаю я. – Но ты – первый дружелюбный партнер по танцам, который у меня был после Келлана.
– Ты танцевала с Келланом? – спрашивает он мягко, пока вертит меня в своих объятиях.
– Да, – говорю я, затаив дыхание. Мне не хочется говорить сейчас о Келлане. Наблюдая за его спокойным выражением на лице, я добавляю: – Один из придворных Солиэль просил разрешения проводить меня до дома сегодня вечером. – Я стараюсь скрыть свою улыбку. Он знает, что я не могу лгать, но ему не следует видеть, что я придаю этому куда большее значение.
– Даже так?
А он молодец, хорошо держится, но я обратила внимание на едва заметный проблеск эмоций, которые я не осмеливаюсь определить. Что-то внутри меня млеет при виде этого. Я знаю, что должна остановиться. «Он уйдет», – приходится напоминать себе. Но где-то в
